Моя автобиография. Три начала

Я не берусь судить, как, каким путем приходили они к единому мнению о составе, который отправится в Любляну, Гренобль или Стокгольм, я не знаю, что предшествовало той минуте, когда они объявляли план игры на предстоящий матч, когда высказывали нам замечания, давали советы – знаю только одно: они выступали единым фронтом. Как люди, у которых совпадают точки зрения по всем вопросам. Как единомышленники.

Аркадий Иванович в отличие от Анатолия Владимировича легко отходит, он мягок, вежлив, неизменно спокоен – по крайней мере внешне. Он всегда сдержан и корректен. Чернышев умело успокаивает хоккеистов, смягчает темпераментные, порой излишне резкие тирады коллеги, он весьма осмотрителен в выборе выражений и, кажется, никогда ничего не делает и не говорит, не взвесив предварительно все возможные «за» и «против». Разумеется, я знаю Аркадия Ивановича значительно меньше, чем Анатолия Владимировича, он работал с нами, армейцами, только в сборной, тогда как Тарасова мы видели изо дня в день, и потому рассказываю о нем с меньшей степенью уверенности, чем о его коллеге.

Аркадий Иванович внимателен к игрокам, живет их заботами, к нему приходили высказаться, как говорится, «излить душу» и в тех случаях, когда причиной огорчений были дела вовсе и не хоккейные. Он выслушает с видимым интересом и вниманием – это всегда важно: чувствовать, что твои жалобы или сомнения не в тягость собеседнику, не отвлекают его от более важных дел. Громадное достоинство Чернышева – умение дать совет в такой форме, будто бы ты сам додумался до этого решения.

Главный принцип Аркадия Ивановича, лейтмотив всего его поведения, отношений с людьми – спокойствие. Он иначе настраивает ребят перед матчем, искусно снимает неизбежное психологическое напряжение, вносит некую утишающую, если можно так выразиться, струю.

В 1969 году наша тройка дебютировала на чемпионате мира, сыграли мы, по общему мнению, успешно, но ошибок у нас было, конечно же, немало, и одна из них, моя, имела весьма печальные последствия.

Матч второго круга между командами СССР и Чехословакии представлялся решающим для исхода всего турнира. В первом круге мы проиграли нашим друзьям, но и они, в свою очередь, уступили сборной Швеции. Наша же команда обыграла «Тре Крунур», и потому после первого круга все три сборные, как по набранным, так и по потерянным очкам, были в равном положении.

То был последний перед долгим перерывом чемпионат, в котором принимала участие команда Канады, однако заокеанские хоккеисты проиграли свои матчи первого круга (как, впрочем, забегая вперед, и второго) всем трем сильнейшим европейским командам.

Вот почему при равенстве положения всех лидеров матчи второго круга приобретали вдвойне важное значение.

Поединок начался для нас неудачно. Чехословацкие хоккеисты вели 2:0, затем ценой громадных усилий наша команда отыгралась, счет стал ничейным (шайбы забросили я и Анатолий Фирсов), а в третьем периоде, когда до конца встречи оставалось всего 12 минут, случилось непредвиденное. Шайба была у нас, потом кто-то из моих партнеров передал ее мне, я передержал шайбу, как говорят в таких случаях, «завелся», потерял ее в нашей зоне, и чехословацкие хоккеисты забили нам третий гол (это сделал защитник Хорешовски). Решающий гол. Наша команда рванулась отыграться, все помчались вперед, и спустя 140 секунд Ярослав Холик забросил четвертую шайбу в наши ворота. Потом Александр Рагулин отквитал один гол…

Сборная СССР потерпела поражение.

В нашей раздевалке после матча царила гнетущая тишина. Ужасная тишина. Никто из ребят не упрекал меня, кто-то даже, проходя, постучал клюшкой по щитку – не расстраивайся, мол, не убивайся, всякое случается.

Я протирал коньки и думал о матче, о том, что случилось. Из-за меня, из-за моей непростительной ошибки.

Мне было стыдно. Из-за меня проиграли матч. Из-за меня проиграли чемпионат мира. Шесть раз подряд – с 1963 по 1968 год – становились наши ребята чемпионами мира, и вот цепочка побед нарушается, рвется. Из-за меня рвется. Из-за меня, мальчишки, станут не чемпионами, а экс-чемпионами мира – бывшими, вчерашними чемпионами Анатолий Фирсов и Вячеслав Старшинов, Александр Рагулин и Виталий Давыдов, Виктор Кузькин и Владимир Викулов.

От обиды у меня непроизвольно потекли слезы.

В эту секунду ко мне подошел Аркадий Иванович и абсолютно спокойно, вроде бы даже не утешая, сказал:

– Ты только начинаешь играть в хоккей. И не нужно так расстраиваться. Это не последнее поражение в твоей жизни. И если ты так близко к сердцу будешь принимать каждую ошибку, любую неудачу, то надолго тебя не хватит…

Если бы Аркадий Иванович стал в ту минуту доказывать мне, что не все проиграно, не все потеряно, что есть некоторые, хотя и призрачные шансы, что мы все-таки станем чемпионами мира, то я бы ему, конечно же, не поверил: едва ли утешила меня такая малоуспокаивающая и нереальная надежда, вера в чудо.

Видимо, по своему богатейшему опыту Чернышев это знал и потому нашел единственно правильные слова.