Моя бабушка курит трубку

-Шишка – она и есть шишка, - пожал плечами. – На золотой стержень нанизаны золотые же чешуйки. Между ними жемчужины, напоминающие кедровые орешки. Шишка крепится к золотому основанию в форме блюда. Оно по ободку украшена самоцветами: рубин, изумруд, сапфир и голубой топаз. Все.

Мы переглянулись. Кажется, мы знаем, где сейчас хранятся три части этого артефакта. А четвертый где?

-Слышь, друг, - мурлыкнул кот, выгибая бархатную спинку, - где ты свое сокровище бросил? Неужто просто так, целиком в кустах схоронил?

Феллен удивленно посмотрел на него.

-Нет. Она же разбирается. Вот я и разобрал. По сундучкам разложил. Четыре сундучка, в каждом по четверти. Отдал на сохранение четырем магам. Видите ли, каждая часть –символ одной из Стихий. Огонь – это рубин. Земля – это изумруд. Вода – сапфир. Ну, и воздух – голубой топаз.

Маги должны были увезти их в разные части света, но тут начался тот самый вселенский бум, и сундучки затерялись где-то на просторах Триремского тракта.

-Теперь понятно, почему нас туда сослали, - хмыкнул Эридар, поглаживая свернувшуюся на его коленях енотку. – Эмиль, тебе тоже эта идея в голову пришла? -Вот бы посмотреть! –мечтательно отозвался Эмиль, прикрыв глаза и уплывая в страну Вообразилию. –Эх, жаль, дед венец у меня отобрал!

Феллен встрепенулся. Что ж, в эльфенке он не ошибся, подсовывая ему схему голографического проектора. И это хорошая идея. Если немного ему подсобить, Эмиль легко восстановит игрушку, и можно будет показать этим недоверчивым проекцию Золотой Шишки.

Он поднялся, повелительно кивнув мальчишке на дверь.

-Пойдем, Эмильен, пошушукаемся, -сказал он. –Есть у меня одна идейка….

-Все понимаю, -сказала я, когда за ними закрылась дверь. – Не понимаю только, почему стихия земли – зеленая? Я бы скорее на обсидиан поставила. Или на янтарь. Все –таки цвет коричневый.

Мне никто не ответил, потому что вернулись Феллен и Эмиль. Притащили удивительной красоты серебряный венец – по другому и не скажешь. Тонкие серебряные веточки переплетались между собой, терялись в ажурных листьях неизвестного мне дерева. Листочки были столь искусно созданы, что казались почти живыми, разве что не шелестели, а лишь тихонько – на грани слышимости - позванивали. Как льдинки на ветерке. Венец был самим совершенством, как говорится – ни прибавить, ни убавить. Им хотелось любоваться бесконечно, отыскивая в переплетении веточек все новые и новые достоинства….

-Вот сюда рубин надо, – потыкал в крошечный промежуток между двух листиков Эмиль. – Можно даже необработанный. Граненый, конечно, более мощный импульс дает, но на крайний случай….

И тут два великовозрастных ребенка с увлечением принялись спорить о качестве рубинов из разных мест. Постепенно к ним присоединились и Эридар с Ветерком. А Шерридар молча добыл из пространственного кармана лист бумаги и пачку цветных мелков. Рисовал он всегда замечательно.

К тому моменту, когда Эмиль и Феллен настроили свой проектор, на столе лежал рисунок золотой шишки в трех вариантах: вид сбоку, вид сверху и отдельно вид основания. Золотое блюдо, по кромке украшенное самоцветами. Рубин. Изумруд. Топаз. Сапфир.

-Сейчас я попытаюсь показать вам свою игрушку, - торжественно провозгласил Феллен, опуская на благородное чело подготовленный венец. Рубин в его центре постепенно наливался светом. Световой луч дотянулся до белой стены, расширился, высветив прямоугольник. Замелькали кадры чужой жизни. Толпы людей и нелюдей, леса, снег. Высветилось и почти моментально пропало лицо удивительно красивой женщины. Потом появилась и исчезла громадная лапа дракона. А потом появилась, видимо, та самая шишка.

-Что и требовалось доказать, - приставил к стене свой рисунок Шерридар. –Феллен, кажется, мы знаем, где находятся три части твоей игрушки.

Нет, лицо птичьего Бога надо было видеть! Удивление, недоверие, надежда и радость сменяли друг друга с бешеной скоростью. А потом он буквально расцвел. Засияли глаза, зарумянились щеки, и даже крючковатый нос задрался вверх.

-Ребятушки вы мои! – с чувством сказал он, гладя пальцами рисунок. – Если мы её соберем, да еще и зарядить сумеем – наш Савка точно в себя придет. Еленушка, дочка, ты же поможешь?

Я удивленно взглянула на него.

-Феллен, а я –то здесь причем? Савка – это потерявшийся совенок, так? Что я могу сделать для него?

-Понимаешь, если ты его позовешь – он откликнется. Не сможет не откликнуться, ты же Ведающая Мать. А то я уже голову сломал, пытаясь его из затмения вывести. Он все больше в птичьем разуме прячется, будто улитка в раковине.

-Позвать-то я могу, - неуверенно посмотрела я на Феллена. – Что ж не позвать. Но ведь это не все? Так? Уж если ты, Бог, не можешь, то я что сделаю?

Птичий Бог вновь принялся теребить свой клюв. Потом махнул рукой и исчез.

И что это было?!

Глава тридцать девятая. Подготовительная