Моя бабушка – Лермонтов

Переставленная герань была щедро полита, но ей явно чего-то не хватало. Под крошечным шлангом она выглядела лучше. Я даже сфотографировала ее, чтобы следить за изменениями. Я прочитала все, что нашла в интернете про герань и уход за ней. Но мое сердце лежало к кусту мушмулы, который я поливала из шланга. И к кустам неизвестного мне растения, которые вдруг зацвели. Герань выглядела уныло.

Через два дня я запаниковала. На цветке появилось несколько желтых листиков, а единственный цветок завял.

«Ладно, если что – покрасим и приклеим цветок», – сказала я сама себе.

Но вдруг вспомнила, что есть понятия «тяжелая рука» и «легкая рука». У нас в селе это называлось «зеленая рука». Когда я жила у бабушки, считалось, что у нее тяжелая рука, а у меня легкая. И наш палисадник, запущенный до крайней степени, поливала и пропалывала именно я. Опять же считалось, что если я прополю грядки клубники, то ягоды будут сочными и крупными. А вот колорадского жука с картошки собирала бабушка – после одного ее прохода по грядкам жук там больше не заводился. Правда, и картошка всегда была мелкой.

– Сима, полей цветок, пожалуйста, – попросила я свою восьмилетнюю дочь.

Она взяла лейку и стала поливать. Ей очень понравилось возиться в саду, и она поливала не только герань, но и все остальные цветы и растения. Через три дня герань пришла в себя и выдала один цветок.

У бабушки был худший палисадник на улице – она к цветам относилась равнодушно, любила только «петушки» – растения на длинных стеблях с ярко-красными цветами, похожие на петушиный гребень. Как они называются правильно – я не знаю и не хочу знать. Для меня они останутся «петушками». Еще она любила пионы. Не сами цветы, а запах. Самые лучшие пионы росли на клумбе перед Домом культуры на центральной площади села. Бабушка забиралась в клумбу, срывала себе один цветок и несла в дом. Каждый вечер. Все знали, что пионы срывает бабушка, и никто ей ни слова не смел сказать. Еще она любила ромашки. За ними мы ходили вдоль железной дороги и обрывали сами цветы, которые потом высушивались и шли на отвары для густоты волос, антисептика, от бессонницы и еще миллиона заболеваний. В ромашку бабушка свято верила. Она мечтала, чтобы на ее участке тоже росли ромашки, и пыталась их посадить. Но у нее в огороде они не приживались.

– Разве я хуже железной дороги? Почему там растет, а у меня не растет? – возмущалась она.

На границе участков соседки обычно высаживали кусты вдоль забора-сетки. У кого-то была малина, у кого-то смородина, но самыми лучшими хозяйками считались те, кто выращивал вдоль сетки кизил. Кизиловое варенье – главное лакомство моего детства, а ягоды – кислые, вяжущие – я до сих пор ем горстями. Покупаю себе лоток и съедаю. Благо дети не претендуют. Они вообще не понимают, как я могу есть кизил. Они вообще ничего не понимают, хотя я старалась привить им вкусы, запахи, ощущения моего детства.

Однажды сын поехал со мной на рынок – помочь с сумками.

– Мам, а что это за ягода, которая похожа на маленький арбуз? – спросил он.

Я стала дико оглядываться на ряды с ягодами. Ничего похожего не обнаружила.

– Покажи.

Вася ткнул пальцем в… крыжовник. Обычный крыжовник. Я чуть в обморок не упала. И вечером начала проводить инструктаж.

– Что это за трава? – спрашивала я.

– Не знаю.

– Это тархун!

– А нормально как? По-научному?

– Эстрагон. Но это тархун!

Кинзу сын определить смог, а шпинат от щавеля не отличил. Вечерний квест продолжался. Желтый цветок, он же имеретинский шафран, который я обожаю, оказывается, называется «кардобенедикт», как сообщил мне ребенок, сверившись с Гуглом. Но он не знал, что такое ботва! Как такое возможно? Я же пекла ему пироги со свекольной ботвой – любимый пирог моего детства.

Моя дочь называет нават исключительно «фруктовым сахаром». Она пьет с ним чай – ей нравятся кристаллы, которые не сразу растворяются. А для меня это было лакомство и средство лечения. Его в нашем селе из виноградного сока варил сосед-узбек. На московском рынке, где я искала этот сахар, его называют чуть иначе – навот. Если я попрошу «фруктовый сахар» – меня никто не поймет. Я в детстве объедалась мушмулой, тутовником и инжиром. Мои дети это не едят. А тутовник – в глаза не видели. Когда я обнаружила на рынке петуха, то завопила от радости на весь павильон. Бульон из петуха – что может быть вкуснее? Сын с ужасом смотрел на тушку, уже очищенную, завернутую в пленку. А я-то в детстве петуха ошпаривала, ощипывала и потрошила. И знаю, что петушиные мозги – самое вкусное, что есть в тушке. Ножом аккуратно надавить и высосать содержимое крошечной коробочки.

Мои дети не умеют свистеть в лук – брать зеленый стручок, разламывать и свистеть, пока не начнет щипать губы. Не знают, что початок кукурузы превращается в куклу, если отогнуть листья. И у них крыжовник – маленький арбуз!

Про цветы и растения я вообще молчу. Недавно муж принес мне букет ирисов. Сын с интересом взглянул на букет и сказал: «О, какие необычные тюльпанчики». Я онемела от возмущения.