Моя борьба. Книга вторая. Любовь

Пока Хелена возилась с коляской, протискивая ее в дверь, Андерс в коридоре снимал с себя верхнюю одежду.

– А где сеньора? – сказал он, растирая руки.

– Отдыхает, – ответил я.

– Все в порядке?

– Да.

– Отлично! – сказал он. – Ну и холодрыга на улице!

Крепко вцепившись руками в перекладину коляски, к нам в коридор въехала юная девица.

Хелена поставила коляску на тормоз, вытащила девочку и, пока та замерла на полу, сняла с нее шапку и расстегнула молнию на красном комбинезоне. Под ним на ней было синее платье, белые колготы и белые туфли.

Из спальни вышла Линда с сияющим лицом. Она поцеловала Хелену, а потом они долго обнимались, глядя глаза в глаза.

– Какая ты красавица! – сказала Хелена. – Как тебе удается? Помню, когда я была на девятом месяце…

– Просто старое платье для беременных, – ответила Линда.

– Тебе очень идет. Красавица!

Линда довольно улыбнулась, потянулась вперед и чмокнула Андерса.

– Шикарный стол! – прокомментировала Хелена, входя в гостиную. – Вау!

Не зная, куда себя деть, я пошел на кухню, якобы что-то проверить, но на самом деле переждать, пока все войдет в берега. Но тут же снова позвонили в дверь.

– Ну? – сказал Гейр, когда я открыл ее. – Успел все отмыть?

– А чего это вы сегодня? Мы же на понедельник договаривались. У нас народ собрался Новый год отмечать, так что вы прямо некстати, – ответил я. – Ну ничего, попробуем вас как-нибудь втиснуть…

– Привет, Карл Уве, – сказала Кристина, целуя меня. – Вы в порядке?

– Еще в каком, – сказал я и отошел от двери, чтобы они могли раздеться.

Тут и Линда вышла с ними поздороваться. Еще несколько поцелуев, еще снятые пальто и ботинки, наконец, все заходят в гостиную, где несколько минут дочка Хелены и Андерса, ползком изучающая местность, служит спасительным объектом всеобщего внимания, но потом ситуация приходит в норму.

– Я гляжу, вы рьяные хранители рождественских традиций, – сказал Андерс, кивая на елку в углу.

– Отдали за нее восемьсот крон, – сказал я. – Так что будет стоять, пока в ней жизнь теплится. Мы денег на ветер не бросаем.

Андерс заржал.

– Господин директор начал шутить!

– Да я не переставал. Просто вы, шведы, ни черта не понимаете из того, что я вам говорю!

– Ага. Сначала я вообще ни слова разобрать не мог.

– Так вы в этом году купили елочку для нуворишей? – спросил Гейр, пока Андерс тараторил на псевдонорвежском, как это всегда делают шведы: побольше kjempe[11], иногда gutt[12], который для шведского уха звучит комично, и все это с энергией и энтузиазмом и задирая интонацию в конце каждой фразы. Это, естественно, не имело ничего общего с моим диалектом, из-за чего они называли его нюнорском[13].

– Мы нечаянно, – сказал я и улыбнулся. – Такая огроменная елка ни к чему, признаю ошибку. Но когда мы ее покупали, она казалась гораздо меньше. Когда уж сюда притащили, поняли, до чего она здоровая. Признаюсь, у меня всегда были большие проблемы с определением размеров на глаз.

– Андерс, а ты знаешь, что такое kjempe? – спросила Линда.

Он покачал головой:

– Я знаю avis[14]. G"utt[15]. И vindu[16].

– Представь себе, это наше j"atte. Kjempestor значит «очень большой».

Линда боится, что я мог обидеться? Или чего это она?

– Я только через полгода поняла, что это одно и то же слово, – продолжала она. – Наверняка есть куча слов, которые я считаю понятными, а на самом деле не понимаю. Я боюсь подумать, как я два года назад переводила Сетербаккена. Тогда я норвежского вообще не знала.

– А Гильда? – спросила Хелена.

– Нет, она знала меньше моего. Но я не так давно открыла книгу, первые страницы, вроде все нормально. Кроме одного слова. Я краской заливаюсь, когда думаю об этой ошибке. Я перевела stua, гостиная, как stuga[17]. Получилось, что он сидит в домике, а не в гостиной, как в тексте.

– А как будет stuga по-норвежски? – спросил Андерс.

– Hytte, – ответил я.

– А, hytte! Да, есть разница, – сказал он.

– Но никто нам на вид не поставил, – сказала Линда. Она смеялась.

– Кто хочет шампанского? – спросил я.

– Давай я принесу, – сказала Линда.

Принеся бутылку, она составила вместе пять бокалов и начала снимать металлическую сетку, слегка отвернувшись и прищурив глаза, словно бы ожидая, что пробка выстрелит в потолок. Но она ткнулась ей в руки с мокрым хлопком, и Линда занесла бутылку, из которой выпирало шампанское, над бокалами.

– Хай-класс, – сказал Андерс.

– Я когда-то давно работала в ресторане, – сказала Линда. – А вот с наливать у меня беда. Глазомера не хватает, и разлить вино по бокалам вечно превращалось в лотерею – то перелью, то недолью.

Она выпрямилась и стала передавать нам по одному еще пузырящиеся бокалы. Себе она налила безалкогольного.

– Скол[18]! И добро пожаловать!

Мы чокнулись. Когда шампанское было выпито, я пошел на кухню заняться омарами. Гейр пошел со мной и уселся на стул у кухонного стола.

– Омары, – начал он. – Поразительно, как ты мигом перестроился на шведскую жизнь. Я прихожу к тебе в Новый год, ты живешь тут всего два года и подаешь традиционную шведскую еду.