Моя борьба

Подгребла воспитательница, посмотрела на меня, как на забытый под кроватью носок, и спросила, чего надо. Ничего? Тогда попрошу отсюда. Просто стоите? Сейчас полиция разберется, кто тут просто стоит. А малыш язык напоследок показал.

И хорошо, что нет ее, России этой! Пропади они пропадом, пушкины, рублевы и менделеевы с их томами, колоритом и таблицами, провалитесь деревенские кулибины и величественные пейзажи, если вместе с вами исчезнут распорядители приютов, присваивающие пожертвования, борцы за нравственность, призывающие к расправе, главнокомандующий, принимающий парад, развалившись в кресле, полицейские, сующие задержанным бутылки игристого, акушеры, закатывающие мертворожденных младенцев в бочки, которые потом сваливают в придорожные кюветы. Надо успокоиться… все хорошо… просто ничего нет… и не было никогда…

Небо погасло, зажглись витрины. В магазине я взял чего покрепче. Стал заливать в себя, словно чернила в склянку, которая была прозрачной и стала обретать цвет, объем, вес. Это помогло мне возникнуть. Вышел на пляж, остался один на один с набегающей волной. Подкатывало ощутимо, выпил я порядочно.

– Слава России!

Парочка влюбленных, шептавшаяся возле домика спасателей, притихла.

– Слава России! – скандировал я, кидая зиги и распугивая романтиков.

Голос мой то ревел, то срывался. На меня скоро перестали обращать внимание.

– Вы откуда, мужчина?

– Слава России! Зиг хайль!

– Сладкий, ты откуда приехал?

Догадавшись, что слова обращены ко мне, я повернул башку на голос и увидел глаза. Черный мальчуган, едва заметный в отблесках фонарей с набережной, смотрел снизу вверх. Прямо с донорского пригласительного сошел.

– Россия! – пролаял я в черное личико.

– О, Раша! – восхитился мальчуган. – Снег, да? Много снега? Холодно?

Он обхватил себя руками и поежился.

– Ты из Сибири, да?

– Сибирь. Да.

Я протянул ему бутылку. Он многозначительно взял горлышко в рот. Сделал глоток.

– Хочешь, отсосу?

Не получив ответа, малыш объяснился:

– Я дам тебе полтинник и отсосу.

– Зачем? – спросил я, не решаясь забрать бутылку, которую озорник придержал. Он на секунду задумался.

– Ты клевый. А здесь все искусственное, ненастоящее: острова насыпаны из мусора, пальмы трансгенные, улыбки – обязанность, красота – работа хирурга. А ты другой, ты отличаешься, в тебе что-то есть, сразу видно. Ты настоящий. Какая разница, кто тебе отсасывает, баба или красивый черный мальчик? Минет избавляет от высокомерия. Когда я сосу, я обретаю Бога. – Он шутливо сыпанул в меня песочком.

Я отряхнулся.

А еще говорят, за рубежом люди не умеют вести задушевные разговоры.

Я пытался осмыслить происходящее. Погладил круглую курчавую башку. Чудо. Надо такие расслабляющие подушечки делать. С надписью «Россия, вперед!».

– А деньги у тебя есть?

– Конечно! – Мальчишка с готовностью вытащил из кармана купюру.

Я потянулся за ней. Он игриво отвел руку, но, разглядев мою мрачную физиономию, отдал.

И я побежал.

– Слава России! Слава! – орал я на бегу, тяжело дыша.

– Стой, русский! – кричал преследовавший меня сосун.

– Слава России. Раз, два, три. Слава России, раз, два, три, – подбадривал я себя.

Я остановился и, уперев руки в колени, стал отдыхать, сплевывая. Мальчишка подбежал и нерешительно толкнул меня в плечо:

– Верни деньги!

Не поднимая лица, я протянул ему полтинник.

Он забрал мой незаработанный гонорар, потоптался и несильно ударил меня бутылкой по уху. И бросил бутылку под ноги.

Я поднял бутылку, на дне которой, слава России, немного осталось. Отхлебнул и пошел прочь, низко опустив голову.

По небу плыли льдины, под ними трепыхалась беленькая луна.

Пропустив ужин, я очнулся на рассвете в зарослях кустарника. Прильнул к поливальному разбрызгивателю – здравствуй, новый день.

Я сам и есть Россия. Балет, балалайка, березка, водка, горбачев, гулаг, дача, икра, калинка, калашников, миг двадцать девять, наташа, оливье, перестройка, распутин, сибирь, чернобыль, чечня, ушанка, бабушки с яблоками вдоль шоссе. Россия во мне. В крупицах песка на руках. Я поднес пальцы к губам – на губах остались песчинки.

Я стал идти и скоро оказался на детской площадке с качелями. Резиновое сиденье согнулось под моим весом, цепи натянулись. Откинул спину, согнул ноги – разогнул. Согнул – разогнул. Когда летишь вверх, посыпанная опилками земля подкатывает к горлу. Летишь вниз – небо опрокидывает грудь.

Солнце барахталось в пышных утренних облаках. Ветерок нежно ерошил волну. Я соскочил с качелей и пошел вдоль прибоя, иногда вздрагивая – синие пузыри выброшенных на берег медуз громко лопались под жаркими лучами. Мужчина с ребенком на руках смотрел вдаль. Я тоже стал смотреть. Там, за водой, за кораблями, дом. Там сын. Там страна, которой нет в списке и вместе с которой мне еще предстоит возникнуть. Пора возвращаться туда, ведь столько еще надо успеть. Изготовление зажигательных бомб, штурм правительственных учреждений, организация повстанческих отрядов, казни мирного населения, насилие, шантаж, незаконный оборот, костры из книг на площадях.

Я продолжил идти, обогнув мужчину с ребенком сзади, чтобы не заслонять им океан.