Моя. Чужая. Беременная

Дым стоит в трех шагах и снимает, едва сдерживая смех. А я наслаждаюсь затравленным, перепуганным видом подонка.

Вот он трясущимися руками втыкает лопату в землю. Оглядывается на парней, будто не веря, что все это происходит с ним и в действительности.

– Шевелись, – подгоняет Ренат. – Меня беременная жена дома ждет.

Лицо Камушкина внезапно меняется. Он бросает лопату и падает на колени:

– И у меня жена! Беременная! Парни, умоляю! Не убивайте! Я детишек своих увидеть хочу!

– Что-то поздно ты о них вспомнил, – цежу, едва сдерживая желание швырнуть ноутбук и разбить об стену. – Но так и быть, ради Аси я тебя пощажу. Если прямо сейчас на камеру расскажешь о своих махинациях. Жизнь в обмен на чистосердечное признание.

Нет, мне не хочется щадить эту сволочь. Была б моя воля, убил бы собственными руками. Но неохота мараться. Эта мразь не стоит таких усилий.

Захлебываясь словами, Камушкин рассказывает все, начиная момента основания “Стройхауса”. А я слушаю его и понимаю, что он давно все спланировал. Ему не нужна была Ася. Ему нужен был козел отпущения. И он нашел его в лице наивной провинциальной девочки из Незнанска.

– Незнанск? – реагирую запоздало. – Она оттуда? Откуда конкретно?

– Из какого-то села. Буркино, Муркино…

– Буркодьево?

– Д-да… – он смотрит на меня заискивающим взглядом.

– Как ее девичья фамилия?

– С-соколова…

Я откидываюсь на спинку дивана. Закрываю глаза.

Так вот ты кто, моя потеряшка. Настя Соколова из села Буркодьево.

В детстве родители отправляли меня туда на лето к бабушке. Я гонял с пацанами мяч, ходил в лес, лазил по фермерским садами огородам. Помню, как всей бандой совершали набеги на яблони и кукурузу. А еще у одного из ребят, Пашки Соколова, была маленькая сестренка. Вечно чумазая и в одних трусах. Он везде таскал ее за собой.

Однажды мы играли в футбол, а она сидела на краю площадки и ковырялась в песке. Я неудачно передал пас, и мяч попал ей прямо в голову. Малая как сидела, так и повалилась носом в песок. Мы все испугались и бросились к ней, но я добежал первым.

Когда она открыла глаза, я в них утонул. Они у нее были сине-зеленые, как море, и такие же глубокие.

Бабка дома отходила меня тряпкой за то, что едва не убил ребенка. Запретила играть в футбол. А вечером за ухо потащила к Соколовым просить прощения. Заставила по пути нарвать ромашек зачем-то.

И вот стою я как дурак с этими ромашками у них под калиткой, шмыгаю носом. Из кустов парни ржут. А тут из дома выходит ее мать с ней за руку...

Вот почему Ася показалась мне знакомой в нашу первую встречу.

Тогда ей было пять лет. Мне – двенадцать. Я бы никогда не узнал ее через столько лет, но она очень похожа на мать. Просто копия!

– Босс, – голос Дыма возвращает меня в реальность. – Я все записал, что теперь?

– Записал? – хмурюсь. – Отлично. Пора заканчивать этот спектакль.

Спасибо Льву Аркадьевичу за его криминальный опыт. И мне пригодился.

2. АСЯ

Меня выписывают через два дня. Макс ведет себя очень странно. Подхватывает меня на руки, едва я пытаюсь переступить порог больничной палаты, и так несет до самой машины.

Садится со мной на заднее сиденье. Причем я оказываюсь на его коленях. И всю дорогу дышит мне в шею. Будто надышаться не может.

А меня мучает совесть. Надо бы рассказать, что я все вспомнила. Но как это сделать правильно?

“Привет, Макс, а я все вспомнила. Ты тот самый тощий козел, который меня в детстве мячом по макушке огрел! А через двадцать лет вернулся и едва не задавил своей тачкой!”

Так что ли?

Нет, что-то не то.

Я вздыхаю и ерзаю, пытаясь подобрать правильные слова, пока Макс не начинает ворчать:

– Сиди смирно! Уже все… важное мне оттоптала!

А ведь и правда. Чувствую попой его интересное состояние. Причем в самом буквальном смысле.

– Макс, я… – начинаю виноватым тоном.

– Не сейчас, дома. Нам надо серьезно поговорить.

И вот это “серьезно” пугает меня больше всего. От накатившей тревоги сердце сжимается. Не люблю, когда люди обращаются ко мне с такими словами.

Да, теперь я знаю что люблю и что не люблю. Память вернулась. Я вспомнила в мельчайших подробностях всю свою жизнь и тот вечер, когда сбежала из дома и оказалась под колесами автомобиля Макса Стальнова.

Жора. Мужчина, за которого я вышла замуж. С которым прожила пять лет. От которого жду ребенка. Он обидел меня. Оскорбил. Пытался ударить.

От этих мыслей перехватывает дыхание. Я вспоминаю выпуск новостей, случайно увиденный на второй день моего пребывания в доме Макса.

Теперь понятно, как у бездомной оказалось мое кольцо. Я сама его бросила ей. Но как Георгий мог принять ее за меня?! Или он сделал это нарочно, чтобы полиция прекратила мои поиски?

Здесь что-то нечисто!

И почему меня обвиняют в каких-то махинациях?

Я должна рассказать все Максу и попросить о помощи. Кроме него у меня никого нет. Надеюсь, что он поймет…

* * *