Моя чужая дочь

Моя история стала еще одной причиной нового поворота в его карьере. По крайней мере, так он сказал, лежа рядом со мной в постели примерно через неделю после нашего с Руби возвращения из Брайтона. Мы с ним все еще ступали по очень тонкому льду. Роберт старался понять и принять обстоятельства появления на свет Руби и насилие, пережитое мною в детстве. Все к лучшему, убеждала я мужа. Ведь теперь он единственный отец Руби, и ему не с кем бороться за любовь дочери — ну, разве что со мной. О том, что Густав к нашей девочке не имеет никакого отношения, я умолчала.

— Мы справимся. — Ладонь Роберта легла на мой живот — жест скульптора, оценивающего материал для ваяния. — Я точно знаю. Понял это, когда думал, что потерял тебя.

— Мог и потерять… — Я перекатилась на бок и встретила его выжидающий взгляд. — Ты ж юрист до мозга костей, даже дома, даже со своей семьей. Все допытывался. Правда тебе нужна… — Я отвела глаза. Кое-что обо мне он все-таки не знает — и не узнает никогда. — Понимаешь, всю жизнь я удерживала окружающих по ту сторону барьера, которым отгородилась от мира. Уж в этом я преуспела, Роб. И лишь тебе удалось ко мне пробиться. (Господи, где найти слова, чтобы он понял?) Вот представь, что человек ранен. Сорви с этой раны пластырь. Если даже просто прикоснуться к больному месту — человек дернется. Но тебе и этого мало, ты суешь в рану палец и ковыряешь ногтем!

— Я? — выдохнул Роберт.

— Да, Роб. Никто и никогда до тебя не бередил эту рану.

Кажется, он начинал понимать. Глаза сузились и потемнели, взгляд заскользил по моему телу.

— Ну допустим… Откуда эта рана взялась — вот вопрос.

Увиливая от ответа, я вытянулась на Роберте, чтобы отвлечь его единственным безотказным способом.

Вслед за кофе нам подают панини — бутерброды с моцареллой, базиликом и чесночным соусом. Я откусываю, и соус течет по пальцам. Луиза смеется, протягивая мне салфетку. И снова смеется: ее панини ведет себя не лучше. Но мы все равно не беремся за вилки с ножами — так вкуснее.

— Получила метрику Руби? — спрашивает Луиза.

— Угу… — киваю я, облизывая губы. — Пару недель назад. Роберт взял на себя всю бумажную волокиту.

Я вздыхаю — точь-в-точь как в ту минуту, когда увидела свидетельство о рождении своей дочери, которая будто заново появилась на свет — уже официально. Когда я показала документ Руби, моя красавица расплылась в улыбке, обняла меня, прижалась щекой к моему плечу. Скоро она уже будет выше меня.

— А что с удочерением?

— Продвигается. Вообще-то требуется письменное согласие биологического отца…

Какое мы с Робертом имеем право на Руби? Сколько раз я задавала себе этот вопрос… Обнаружив малютку в шкафу, я искренне верила, что нашла свою больную девочку. Как представлю, что ее родная мать, быть может, обшаривает каждый уголок страны в надежде вернуть ребенка… От этой мысли можно сойти с ума. Вот только в глубине души я уверена, что мать бросила Руби, — так же, как Бекко просто взял и выбросил мою девочку.

— Но дядя ведь изнасиловал меня, когда мне было четырнад… К тому же его давно нет в живых, так что его согласие с повестки дня сняли. — Я заставила себя улыбнуться.

Луиза — единственный человек, с которым я поделилась этой тайной, а теперь начинаю привыкать и к беседам с психоаналитиком, хотя и рискую потерять Руби, если выложу всю правду.

— Ну а ты как, Лу? Еще побудешь в Лондоне?

— А! — Луиза отводит глаза. — Ты об Уиллеме… — И она впивается зубами в панини.

На этой неделе столько всего случилось. Во-первых, я взяла приз за новаторство в оформлении витрины. Глупейшая история, если подумать, — я ведь и не собиралась принимать участие в каких-то конкурсах. Это Бакстер расстарался — и «Маргаритка» обскакала все цветочные магазины в стране. Обо мне даже статья в журнале вышла с фотографией. Я сохранила журнал.

А в один из первых дней, когда осень окончательно сдала позиции зиме и небо набухло грядущим снегом, я помахала в окно Руби, проследила взглядом, как она запрыгнула в школьный автобус, и нагнулась за утренней почтой. Среди счетов и банковских извещений на коврике у двери обнаружилась моя медицинская карта.

Пролистав страницы, я узнала, что была на удивление здоровым ребенком. Понятно, записи оборвались в мои пятнадцать. В последний раз я побывала в кабинете педиатра, когда пожаловалась матери, что растолстела, и она повела меня за пилюлями для похудения. Думается, я все же догадывалась, что пилюли не помогут. А уж доктор Бригсон знал точно.

Видимые плотные шрамы в вагинальной области — последствия неоднократных разрывов… ребенок в шоке… не в состоянии/не желает признавать беременность… изнасилование? Известить социальную службу…