— Да, конечно. — Я сидела сгорбившись, никак не могла расправить плечи, они ныли в любой позе. С тех пор как Наташа пропала, я усохла и сморщилась. В последнее время мне удавалось что-то проглотить из еды или выпить чаю, и все равно кости выпирали и болели так, будто вот-вот раскрошатся. Да и от волос у меня мало что осталось. — Я постараюсь помочь.
— Начнем, пожалуй, с пинетки. — Ламли вновь посмотрел на коллегу и кивнул. Тот достал из-под блокнота полиэтиленовый пакетик с вязаной Наташиной пинеткой, которую я нашла на улице. Правда, сейчас она была сплющена и не такая яркая, как мне помнилось. — Знаком ли вам этот предмет, миссис Варни?
Если бы я только могла… Если бы я могла пнуть каждого из них, врезать по подбородку, ткнуть ручкой в глаз — возможно, они ощутили бы хоть слабое подобие той боли, которую испытывала я и с которой мне предстояло жить до конца моих дней. Но тем самым я лишь помогла бы им приблизиться к цели — найти подозреваемого. Я была идеальным вариантом, ведь в поисках настоящего преступника они не продвинулись ни на шаг. Горы папок с незакрытыми делами вряд ли радовали глаз детектива Ламли. Симпатии он ко мне никогда не испытывал и явно решил найти самый легкий выход из ситуации. Бесплодные усилия всех его сыщиков в итоге обратили внимание Ламли на меня.
Я взяла пакетик с Наташиной пинеткой, грязноватой, но несомненно той самой, что я подняла на улице в самый страшный день моей жизни.
— Конечно, этот предмет мне знаком. Я вам уже говорила.
— А вы взгляните еще раз. Рассмотрите как следует, миссис Варни. Быть может, пинетка только похожа на вашу?
— Нет. Это Наташина пинетка, — твердо повторила я, не отрывая глаз от пакетика. — Шейла, моя свекровь, связала для внучки комплект, пинетки и шапочку. Эту пинетку я нашла на улице, когда поняла, что мою дочь украли, и увидела, как человек с ребенком на руках бежит к выходу с парковки. Должно быть, пинетка упала с ножки Наташи, когда… — Боже, как тяжело! Но они меня жутко разозлили. — Упала, когда похититель убегал с моей девочкой. Эти пинетки вечно сваливались.
— Ясно. — Детектив Ламли что-то черкнул в блокноте, снова подал знак помощнику, и тот протянул ему лист бумаги. — А если я скажу вам, миссис Варни, что вы ошибаетесь и пинетка не принадлежит вашему ребенку? Вашу свекровь, Шейлу Варни, мы, разумеется, допросили, и она подтвердила ваши слова. У нее даже осталась пряжа, из которой она связала комплект, и мы отдали образец этой пряжи на анализ. Так вот, миссис Варни, данное изделие связано из пряжи абсолютно иного сорта. — Он вынул пакетик из моих пальцев и потряс — пинетка внутри подпрыгнула. — В результатах экспертизы сомневаться не приходится. Шейла Варни не вязала эту пинетку.
Детектив Ламли по столу подтолкнул ко мне листок. Я смотрела на печатные строчки, ничего не понимая в протокольном жаргоне.
— Клянусь… это Наташина… — Голос дрожал, глаза наполнились слезами. Что они за люди? Что они творят со мной? Лишают меня единственной надежды, единственной ниточки, ведущей к моей девочке. — Не может быть, чтобы кто-то связал точно такие же. Наверное, Шейла просто не ту пряжу вам дала. У нее столько мотков, целая корзина. — Я была готова на коленях умолять их поверить мне.
— Мы не исключили и такую возможность, поэтому провели тест на ДНК частичек кожи с пинетки. — Ламли умолк и пожевал губами, будто с трудом удерживал на языке слова, которые собирался швырнуть мне в Лицо. Его коллега пододвинул ко мне еще один листок с такими же туманными фразами. — Мы надеялись, что результаты совпадут с ДНК-тестом волоса вашей дочери.
— И?.. — Я справилась с дрожью в голосе. Пусть не думают, что я волнуюсь, это лишь усилит их подозрительность.
— Результат отрицательный, миссис Варни. Ничего общего. Пинетка не принадлежит вашей дочери.
«Откуда вы все знаете? — думала я. — Откуда такая уверенность в том, что именно вы правы, а я ошибаюсь?»
— Кстати, о магазине, миссис Варни. Давайте-ка разберемся с тем пирогом…
— Вы и пирог мне подсунете в пакете? Боюсь, я его не узнаю, — должно быть, он слегка заплесневел за столько месяцев.
Я упала головой на стол, стукнувшись лбом о его край, и шумно выдохнула. Констебль Миранда, вмиг оказавшись рядом, принялась гладить меня по спине — думаю, хотела предупредить об осторожности, ведь каждое мое слово могло обернуться против меня. Полиция не раз арестовывала невинных людей, арестовывала за преступления, которых они не совершали. Детектив Ламли с помощником подмечали все симптомы моего отчаяния. Сложив их, в сумме они получили бы неопровержимую улику и с радостью защелкнули на мне наручники. Только вот… за какое злодеяние? Что я такого совершила, чтобы бросать меня за решетку? В чем они пытаются меня обвинить? Как можно украсть собственного ребенка?