Моя чужая новая жизнь

Тихий шёпот, его ладонь, успокаивающе поглаживающая затылок, горячие слёзы — всё ощущалось сейчас таким правильным. Можно хоть ненадолго отбросить установку быть сильной и непробиваемой бабой и позволить разделить горе с близким человеком.

— Прости… Это я виноват, что не уберёг тебя… вас…

— Ты не должен винить себя, — и так, судя по всему, его неслабо клинит, незачем вешать ещё и этот груз. — Я должна была уехать раньше.

— Я не знаю, как тебе помочь, — беспомощно прошептал он. — Ты всегда говорила, что мы должны всё обсуждать друг с другом, а теперь словно закрылась от меня.

— Обсуждать можно проблемы, а это… Я думала, будет легче поскорее всё забыть… И сама не знаю, как всё вышло из-под контроля. Я так зла прежде всего на себя. Одно дело понимать, что случилось непоправимое, другое — знать, что в этом виноват ты сам…

— Бедная моя девочка, — он коснулся губами моего виска, жестко добавив: — Не терзай себя больше. Те, кто действительно виноват, уже за это ответили.

— Думаешь, мне от этого легче? — я повернулась, чтобы посмотреть в его глаза.

Не верится, что это говорит мальчик, который искренне верил, что насилие — зло.

— Ты ведь сам когда-то говорил, что русские научатся от нас жестокости.

— Я помню, — горько усмехнулся он. — Но с такими убеждениями не протянул бы на фронте и полугода. Война как болото затягивает, меня… нас. Вроде и пытаешься удержаться на плаву, не стать зверем, но чем дольше ты здесь, тем труднее это сделать. Когда я вижу, как умирают под бомбами наши дети или как русские исподтишка пытаются нас достать, я не могу испытывать сострадания. Для меня они прежде всего враги, а враги должны быть уничтожены.

Я понимала его как никто другой. Война изменила и меня тоже, причём далеко не в лучшую сторону. Но вместе с тем мне было страшно. Должен же быть предел, за который нельзя перешагивать.

— Зло порождает ответное зло. Если не остановиться, оно будет лишь множиться, пока не уничтожит тебя, — не представляю, смогу ли я принять, если он когда-нибудь будет сжигать женщин из огнемёта или пытать пленных. — В конце концов, русские сражаются на своей земле, защищая своих детей. А мы? Явились сюда по приказу? На войне по-большому счёту от тебя мало что зависит. Генералы распоряжаются вашей жизнью, решая, куда перебросить завтра. Случай решает, жить тебе или умереть. Но вот оставаться человеком или нет — решаешь только ты.

— Рени, — он стиснул мою руку. — Это тяжелее, чем я думал…

— Просто помни, что есть принципы, которые нельзя нарушать, — сердце привычно резануло болью. — Никогда и ни за что.

***

Через пару дней выписали Беккера. Судя по всему, Вилли дал ему шанс. В больнице я не раз представляла, как надаю ему по ушам за тот кусок сала, но сейчас как-то поостыла. Чёрт с ним, пусть себе живёт. В конце концов, мало ли я косячила.

— Рени, ты уже поела? — окликнул меня Каспер, прикрывая дверь. — Зайди в штаб, кажется, обер-лейтенант хотел тебя видеть.

Хоспади, что ещё пришло ему в голову на ночь глядя? К моему удивлению, Вилли в штабе не оказалось. Потупив пару минут на пороге, я начала догадываться, в чём дело. Кажется, кое-кому решили устроить тёмную. Бежать обратно с криками: «Не бейте этого дебила» — я, конечно, не буду, но проследить, чтобы парни сильно не нажестили, надо.

Мои догадки оказались верными. Беккера окружили прямо за столовой. Уже, по-моему, разок-другой вломили — моська вся в крови.

— Ну, простите меня, я виноват.

Внутри шевельнулась неуместная жалость. Здоровенный детина стоит, блин, сопли на кулак наматывает.

— Разве ж я знал, что всё так получится…

— А надо бы знать, — процедил Шнайдер. — И хоть немного думать башкой, а не задницей.

Собственно, ничего страшного, если его слегка отмудохают, меня лишь волновало, как поведёт себя Фридхельм. Он смотрел на Беккера с лёгкой усмешкой, затем шагнул ближе. Тот, понимая, что рыпаться бесполезно, трусливо зажмурился, ожидая удара.

— Мы все были новобранцами и совершали ошибки, — он толкнул Беккера к стенке. — Но если ты останешься в нашей роте, запомни, как бы кто ни относился друг к другу, мы все уверены, что в бою каждый прикроет товарища. И приказы в армии придуманы не зря.

— Я п-понял, — Беккер вжался в стену в надежде слиться с ней, но Фридхельм не стал его больше бить.

— Пойдёмте, — кивнул он остальным.

— И это всё? — разочарованно протянул Шнайдер. — Детский сад какой-то…

— Проучили чуток и хорош, — сплюнул Каспер.

Я не стала обозначивать своё присутствие и прошмыгнула домой. Н-да, пусть это наше временное жилище, а поддерживать порядок и уют надо. Да и помыть полы, пожалуй, не помешает. Я стала прибирать вещи, что-то отбирая в стирку, что-то складывая на стул. Услышав тихий скрип двери, я улыбнулась.

— Ты нашла их? — Фридхельм заметил, что я сжимаю в руке его часы. — А я всё гадал, где умудрился потерять их.

— Они не пропадали, я взяла их тогда в город.

Вчера у нас была увольнительная, пришлось попросить Коха зайти в ювелирку. Сама я не решилась проехаться тем же маршрутом. Фридхельм заметил гравировку и с печальной нежностью посмотрел мне в глаза.