Моя чужая новая жизнь

— Что случилось? — майор тяжело взглянул на нас, отрываясь от карты.

— Медсестричка-то оказалась засланной, — меня бесцеремонно подтолкнули ближе. — Обманом пробралась к фрицам, раздобыла где-то пистолет. Они чуть не сбежали, даром что притворялись немощными.

— Кто ты такая?

Я поколебалась. Ясное дело, признаваться, что русская, нельзя. Так, может, ещё в живых оставят, а за предательство точно грохнут.

— Эрин Майер, — я намеренно не стала называть фамилию Фридхельма, чтобы никому не пришло голову как-то использовать нашу близость.

— Врёшь! — на мою щеку обрушился хлёсткий удар. — Немка, без малейшего акцента говорящая по-русски?

— Я полукровка, моя бабушка переехала в Германию.

— Небось сбежала, поджав хвост вместе с мужем-белогвардейцем, — усмехнулся майор. — Били мы эту контру, да видно не добили. Даже спустя столько лет умудряются напакостить стране. Ладно, заприте её, пусть с этой шпионкой особисты разбираются.

Я представила, как чекисты «вежливо» допрашивают меня, и почувствовала, как едкая тошнота подкатывает к горлу. Там будет даже не отбивная, а фарш. Если уж выбирать между двух зол, то пусть отправляют на Колыму.

— Я не шпионка, а переводчица.

— Переводчица? — вскинулся один из солдат. — Товарищ майор, врёт она всё!

Он коротко размахнулся и я вскрикнула, согнувшись от резкой боли. Сволочь, прямо в печень двинул. — Ты сейчас нам всё расскажешь.

— Прекратите, — тихо сказал Устинов. — Всё-таки она девушка.

— А что они делают с нашими девушками, вы видели? — озлобленно процедил мужик.

— Девушка. Из-за неё погиб Никифоров.

Майор, до этого внимательно наблюдавший за этим беспределом, жестом остановил его и невозмутимо спросил:

— Ну что, будешь упорствовать или расскажешь наконец правду?

Он не озвучил, что будет в противном случае, но я и сама, конечно, догадалась, что ни хрена хорошего.

— Говорю же, я переводчица. Меня отправили на это задание, потому что больше никто бы не смог незаметно пробраться к вам и выпустить пленных.

— Почему именно этих? — он продолжал смотреть мне в глаза тяжёлым. сканирующим взглядом. — Кто-то из них настолько ценный, что командир решил отправить девчонку?

Вот что мне им сказать? Что пришла отвоевать любимого? Вряд ли они расчувствуются, скорее, обернут это против меня же. Нужно как-то по-другому вызвать их сочувствие, тогда, может, вместо расстрела они вместе отправят нас по этапу. Противно, мерзко, ведь я действительно виновата в смерти капитана, но что поделать. Я неуверенно посмотрела на Усольцева, словно не решаясь признаться и нехотя ответила:

— Там нет ценных пленных, по крайней мере для вас. Они обычные солдаты. Просто один из них — брат нашего лейтенанта. Он как узнал, что тот в плену, словно обезумел. На всё готов был пойти, чтобы вернуть брата.

— Что ж он сам тогда не пришёл? — усмехнулся майор и сам же ответил: — Ну, понятное дело, испугался трибунала. А тебе это всё зачем? Брат-то не твой.

Они уставились на меня с мрачной подозрительностью. Чёрт, если я опять выдам неверный ответ, боюсь даже думать, что они со мной сделают.

— Будто вы не знаете, что оспаривать приказы командира чревато, — давить на жалость — только это меня сейчас может спасти. — В лагерь можно отправиться и за меньшее.

— Правду говорят, что фашисты нелюди, — пробормотал Устинов. — Отправили девчонку на верную смерть.

— Ага, пожалей ещё её, — хмыкнул майор.

Он отошёл к столу, закурил и медленно повернулся. Сердце выстукивало тянущиеся секунды тяжелым тревожным ритмом. Ну не тяните кота за яйца, говорите уже, что решили.