Моя чужая новая жизнь

— Я… я не знаю, — она тяжело опёрлась на мою руку.

— Рени! — я едва успел подхватить обмякшее тело.

Благо, наша квартира была практически рядом. Я осторожно положил её на кровать и размотал шерстяной платок. Да она же вся горела!

— Что с ней, заболела? — обеспокоенно спросил Вильгельм.

— Я же говорю, нужно ехать в госпиталь.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Знаю я его. Осторожный, не желающий конфликтовать с начальством Вильгельм будет тянуть с отправкой ещё не один день. Я схватил его за рукав и притянув ближе, прорычал:

— Ты сейчас же найдёшь мне машину, даже если для этого потребуется угнать её у самого генерала, ясно?

Глава 63 Ты давай - или уже вешайся или освобождай табуретку

Бывает так плохо, что совсем не понимаешь, как жить эту жизнь дальше. Особенно когда точно знаешь, что плохо будет ещё очень долго. Как будто головой в забор вписался — аж искры из глаз и дыхание перехватило.

— Вот ты где, — Чарли щёлкнула выключателем, нарушив моё уединение. — А я тебя везде ищу. Почему пропускаешь ужин? — она с мягким укором посмотрела на меня. — Тебе нужно хорошо питаться, чтобы быстрее выздороветь.

Госпиталь как всегда был размещён в каком-то совковом санатории, и эта оранжерея стала моим убежищем. Мне не хотелось никого видеть, а тем более разговаривать.

— Рени, так нельзя, — Чарли нежно взяла меня за руку. — Я понимаю, что ты пережила, но подумай о Фридхельме. Он так за тебя волнуется, не стоит ещё больше огорчать его.

— Ну да, — вздохнула я. — Не стоит.

Хорошо, что он не видит меня. Он бы сразу сообразил, что моя апатия вызвана не болезнью. Хотя, конечно, словить в довершение ко всему ещё и гепатит было явным перебором. Но с другой стороны, можно было бы привыкнуть, что жизнь меня не балует. Любит, сука, проверять на прочность. От меня опять ждут, что я встану в строй и никого не ебёт, что я уже на пределе. Что мои стальные нервы сдали на металлолом бомжи. Нет ничего страшнее, когда ты шагаешь вперёд, точно зная, какое адово пекло там тебя ждёт. Но разве я могу сбежать, как крыса с тонущего корабля, и бросить Фридхельма? Скажи мне кто-нибудь раньше, что в смертельно опасной ситуации я выберу не свою безопасность, а «любовь» — ни за то бы не поверила. Но я сделала это и, возможно, сделаю снова, каждый раз расплачиваясь за свой выбор частичкой собственной души. Бог любит, когда человек нарушает свои клятвы. Когда-то я считала, что никогда не перейду последний рубеж. Не стану стрелять в своих, русских. Ведь я со слезами на глазах смотрела военные хроники в музее Сталинграда, чувствовала гордость за своих предков, которые смогли остановить эту жуткую махину, созданную Гитлером. И я же убила красноармейца…

Они появились так неожиданно, перестреляли перепуганных мальчишек. Один из новобранцев оказался чуть расторопнее, но долго не продержался. Я в панике смотрела, как мужчина медленно переводит прицел на меня. Рассмотрев, кто перед ним, он на ломаном немецком сказал:

— Не бояться, я не выстрелить. Ты идти со мной. Рассказать, сколько ваших солдат остаться, и мы тебя отпустить…

Возможно так бы всё и было, но я уже не верила никому. Да, пытать меня бы не стали, но вот отправить в какой-нибудь лагерь — запросто.

— Слышать меня?

Я заметила, что он так и не отвёл пистолет. В тот момент я даже не задумывалась, что он успеет выстрелить первым или я промажу, в голове билось набатом: «Спастись!» Я нажала курок, как в замедленной съёмке наблюдая, как расцветает кровавое пятно на его груди и он медленно оседает в грязь. Сухие обветренные губы слабо шевельнулись, неразборчиво что-то прошептав. Наверняка его ждёт дома семья. Я представила, как он прощался с женой, обещая вернуться, как будет рыдать его мать, получив похоронку, как его сын или дочь будет рассказывать своим детям, что их дед геройски погиб.