Моя чужая роль (СИ)

И каждый раз,
неумолимо
вновь приходит час разлуки.
Я умираю,
отпуская твою руку.
Так каждый раз!
Так сотни,
миллионы раз…
Тебя прошу
я умоляю
Тебе скажу
так не бывает
Тебя молю
молю, останься!
Я так хочу тебя касаться…
бесконечно.
«Что же ты делаешь, друг мой? Зачем… так? Так прямо, так честно, так беспощадно.
Я же понятия не имею, что тебе сейчас сказать!
Господи, не дай мне разреветься…»
Когда луна
захватит власть над днём беспечным,
Когда утихнет
шум толпы
и воцаришься только ты
в душе моей, заполнив всю её до края,
Куда мне деть себя,
скажи, ведь я не знаю.
Куда лететь, кому кричать,
кого просить и умолять?
Кто сможет эту боль унять
и эту жажду обуздать
скорей примчаться?

Дальше шёл короткий проигрыш, во время которого Стеф позволила себе осторожно поднять глаза и посмотреть на его сгорбленную спину, буквально излучающую ту боль, которая звенела в песне.

«Чем я могу помочь тебе, мой ночной музыкант? Что я могу для тебя сделать, если понятия не имею, как помочь себе самой? Что мы с тобой натворили… Надо было прекратить это гораздо раньше.»

В моей душе
так много песен,
но ты станешь самой главной,
самой глубокой,
не зажившей рваной раной
В моей пустой,
без вдохновения, душе.
Уходишь вновь.
Боюсь решиться
попросить тебя остаться,
тебе играю,
хоть и сводит дрожью пальцы.
Ты, уходя,
на миг оглянешься…
зачем?

Стивен запустил пальцы в волосы и медленно провёл до затылка, потом осторожно оглянулся через плечо, заставив Стефани вздрогнуть так, как будто её копьём пронзили. Она опустила глаза, натягивая одеяло выше.

«Не смотри на меня. Не смотри, иначе я точно разревусь, ты бросишься меня утешать, и всё всё-таки закончится тем, чего мы оба хотим… а потом не будем знать, что с этим делать.

Так что лучше не смотри.»

Тебя так жду
и не забыться
Тебя боюсь
мне не открыться
Тобой дышу
моё желанье
Пренебрегает расстояньем
абсолютно.
Когда мой мир
ложится с птицами под утро,
Когда без страха
высоты
душа летит туда, где ты,
чтоб в сны волшебные ворваться
И поспешить
к твоей прижаться…

Было такое ощущение, что внутри неё устроили полигон для испытания ракет и химоружия. В груди взрывалось и кипело, всё тело как будто застыло в онемении, а в душе творился полный армагеддон.

— Выключить? — вдруг резко спросил Стивен, заставив её вздрогнуть и поднять на него взгляд.

— Не надо, — голос был хриплым и насквозь больным, как будто она доживает последние часы и оглашает последнюю волю.

— Уверена?

Она молча прижала палец к губам и опять закрыла глаза.

Тебя прошу
я умоляю
Тебе скажу
так не бывает
Тебя молю
молю, останься!
Я так хочу тебя касаться…
бесконечно,
бесконечно,
бесконечно.

Когда вибрация струн затихла, она всё ещё слышала эхо внутри. Сознание было пустым и выжженным, как дымящийся полигон, на котором не осталось живого места.

— Ну как? — его голос добавил к гуляющему внутри эху ещё одну волну. — Что скажешь?

Она с трудом вдохнула, чувствуя, как от малейшего движения взрывается болью солнечное сплетение. Прошептала слабым голосом:

— Стив… прости. Я не умею говорить так, как ты.

— Так как я и не надо, — тихо ответил он, скрипнул стул, его шаги приблизились и остановились очень близко. — Можешь вообще ничего не говорить.

Кровать скрипнула и прогнулась, Стефани распахнула глаза, успев увидеть его взгляд умирающей под забором дворняги, и мигом зажмурилась, как будто он её обжёг.

«Почему я не могу сказать тебе, насколько ты мне дорог?

Почему ты выглядишь так, как будто чувствуешь себя никому в целом мире не нужным?

Господи, ну я же не могу надвое разорваться!»

Он молчал, она продолжала лежать с закрытыми глазами, внутри нарастало напряжение. Спустя вечность времени, она наконец решилась опять посмотреть на него и ещё сильнее прижала ладонью комок боли в груди. Прошептала:

— Не молчи, пожалуйста.

Его лицо чуть дрогнуло волной боли, он кивнул ей на телефон в руке: