Моя чужая семья (СИ)

— Считай, что это компенсация за досрочный разрыв контракта, — цедит сквозь зубы и требовательно чеканит: — Поставь, пожалуйста, подпись, а то мне уже пора!

— Я не могу, Лёш… за неё...

— С каких пор? Или у тебя новая роль? Кого играешь? Раскаявшуюся невинную дрянь? Не катит, милая, это без меня, а мне верни Ладу, и поставь эту чёртову подпись! – впервые слышу, как Орлов переходит на гневный рык. И даже злобно пальцем тычет в лист, — Здесь...

Моё сердце ёкает. Испуганно хватаю ручку, которую он с грохотом бабахает на стол рядом со мной, заставляя вздрогнуть, и нервно ставлю росчерк. Подпись сестры знаю, уже приходилось за неё подмахивать документы.

Слёзы застилают глаза, толком не получается сфокусировать взгляд на строчках, куда указывает Алексей, но я это делаю… Странно, но с последней корючкой, мне будто становится легче.

– Да, ты точно не Лада, — качает с недовольным видом Орлов. — Она бы этот документ изучила вдоль и поперёк.

— Но это же заявление, — бурчу, что успела прочитать.

— А вдруг я там на вас написал заявление в полицию, а ты под каждой строчкой расписалась, — пристально таранит меня взглядом Алексей.

В душе холодеет.

– Ты этого не сделаешь, — ничуть не сомневаюсь. — Ты для этого слишком порядочный, — возвращаю Орлову ручку. — Ещё раз, прости, что мы так… Надеюсь, теперь ты будешь свободен и счастлив, — но голос подводит. Получается, я лишь глотаю предательские слёзы.

– Буду. И, надеюсь, подальше от вас! — убирает документы в деловую сумку. Защёлкивает замки: — Всего хорошего, Лида, — было ступает прочь, но останавливается. Я боюсь вздохнуть. А он почему-то медлит. Секунды тянутся. Накатывает паника и дикое желание признаться, что я жду ребёнка, но кусаю себя за щёку, чтобы не поступить так подло и низко. Мы его уже обманули! Чего я хочу??? Чтобы он взял ответственность за ребёнка, которого хотел от Лады? Это уж слишком! Получается, теперь я пытаюсь запрыгнуть в последний поезд. Если скажу… буду последней… самое последней сукой!

— Знаешь что обидно? Не коварство Лады, не твоя глупость и сговорчивость. Не то, что я на это повёлся… а то, что я позволил разбить мне сердце! — так и несмотря на меня, глухо бубнит Орлов с такой досадой, что у меня в груди ещё сильнее начинает болеть.

Мне так тошно — хоть в петлю.

Гляжу на его спину, и меня подмывает броситься в ноги, схватиться за колени и поклясться, что правда его люблю. Молить, меня простить…

Но я себе такого не позволю.

Лёша имеет право на ненависть ко мне и Ладе.

Имеет право на свободу.

Имеет право больше с нами не знаться!

– Но сейчас только одно радует — что ты так и не забеременела.

А вот и словесная стрела поспевает.

Горло сжимают невидимые тиски.

Слёзы душат.

Внутри всё клокочет и пульсирует от боли, досады.

Сижу, всхлипывая и заламывая пальцы.

— Для меня случилось бы большим ударом, — продолжает откровение Орлов, — если бы ваша махинация удалась. Не хочу, чтобы нас что-то связывало. Особенно ребёнок! Такого бы моё сердце точно не выдержало! Прощай! — чеканит на одной презрительной ноте и, ни разу на меня не глянув, стремительно покидает дом.

Так и сижу, оглушённая признанием Алексея: утонув в горьких мыслях и убитая собственным горем. И с хлопком двери, понимаю, что теперь мой мир окончательно рухнул. А потом утыкаюсь лицом в ладони и начинаю навзрыд рыдать, да так, что Санька прибегает.

— Лид, ну ты чего? — Обнимает меня, целует как-то по-детски нелепо и искренне. — Обидел тебя мужик? — очень переживает. Гладит по голове и шепчет, что всё будет хорошо. И если дядька меня обидел, он прямо сейчас! Немедленно! Его догонит! И поговорит по-мужски!

Это меня и вырывает из болота собственного горя.

Обнимаю Саню крепко-крепко. И целую:

– Не смей, Санюш! Он хороший! И не обидел. Разве обижаются на правду?

— Но разве хороший человек может вот так расстроить?

— Может. И как раз-таки из-за обиды.

— Ты его обидела? — озадачивается Саша.

— Да. Мы с Ладой, Саш. Крепко обидели. А человек он — замечательный! И Сонечке нашей он помог. Денег дал...

— А не Руслан?

— Руслан, — выходит недобро, словно я зло зубами скрежещу. — Руслан… — на выдохе. — Он тоже как лучше хотел. Жаль, что вышло через одно место. Но и его винить нельзя! Никогда не стоит винить других. Всегда, Саш, всегда нужно искать первопричины в себе.

– А зачем вы его обидели? — не понимает моего откровения брат, уже сидя на моих руках и искренне заглядывая в глаза.

– Дуры потому что, — а что ещё сказать?!

— А ты извиниться не пробовала? Если он хороший… простит…

— Простил, — для ушей Саши заверяю и даже, выдавив улыбку, киваю. — Но, боюсь, это уже ничего не изменит и не исправит ошибки. Ладно, хватит об этом. Главное мы вместе. Мы — семья! И Сонечка скоро будет здорова. — прижимаю к себе брата, и некоторое время мы дышим друг другом и успокаиваем молчанием.

Так и проходит ещё несколько дней. То вроде спокойно всё, а потом как накатит — сижу и рыдаю.

Уж не знаю, что бы со мной стало, но дальше убиваться мне не позвонил Руслан. Нагрянул, словно ураган, и принялся чинить/крушить кухню.