– Да, что-то такое припоминаю, — решаю поддержать его настрой. — Но он со мной… — касаюсь ладонью сердца, пальцем виска. — Всегда! И только он! Никто не сможет его затмить...
– Правда? — деланно кривит лицо Марсель, продолжая подпирать боком стол.
— Абсолютно точно! — решаю дожать момент. — И даже его отсутствие ничего не изменит!
— Мне кажется, вы лукавите!
Меня уже порядком бесит разговор, но скатиться до ругани себе не позволю, а значит, придётся играть по правилам, которые навязывает Жан Батист, но потом… я ему выскажу!
— Ничуть!
— Лукавите! — настаивает Марсель. — Просто знаете, что он не может без вас! И какими бы неотложные дела не были, он обязательно найдёт время, чтобы прилететь к вам и поддержать, пусть даже в последний день марафона.
Сердце пропускает удар.
Только сейчас осознаю, что клацаю ножом по разделочной доске гораздо сильнее, чем стоит.
Да какое там?! Я едва себе палец не оттесала, как нервно работала ножом.
Уже предчувствуя самое невероятное, перевожу взгляд с коварно улыбающегося Марселя туда, куда подсвечивает световой луч студии, — специально, чтобы любая камера мгновенно могла найти того, о ком говорим, — и я в ужасе уставляюсь на Орлова, сидящего на ближнем ряду с самого края.
НЕТ!
Сердце уходит в пятки… Я едва в сознании, как сильно ведёт голову. От волнения сдавливает горло.
– Ну что же вы так растерялись?! — приторно-сладко пропивает Жан Батист, приобщая меня в дружеском, ободряющем жесте.
А я в ступоре.
– Лида, вы побледнели… — продолжает не то издеваться, не то… умиляться Марсель. — Словно призрака увидела, — смеётся на камеру.
Но и идиоту ясно, что это всё сделано специально. Нарочно!
Чтобы вот такой вот момент взорвал студию.
И зрители бурлят: вскрикивают, ахают, охают, свистят, хлопают, топают.
Все смотрят на то на меня, то на Алексея, а мы ведём молчаливый войну взглядами.
– Зря вы так, — нервно смахнула слёзы с щеки, больше не в силах играть непрошибаемость.
– Как? — почти беззвучно. И громче, для всех и особенно для Орлова: — Ну же, Алексей, — правда на французском, но подкрепляя слова жестами, — я уже пытаюсь занять ваше место, — крепче обнял и даже бедром моё боднул. — Вы по-прежнему не предпринимаете никаких попыток быть рядом со своей женщиной? Или ваше желание её поддержать не так сильно? — с улыбкой, но с явным вызовом. — Вы смотрите, не поторопитесь, я её быстро приберу к рукам! А потом отругаю, если она окончательно испортит сегодняшнее блюдо, — он получает удовольствием от нашей заминки и всеобщего гвалта эмоций.
— Руки прочь! Она моя! — к моему ужасу Орлов встал.
Луч студии подсвечивает ему до самой сцены… зоны кухни… меня.
— Вы позволите? — ничуть не робея, теснит Жан Батиста, занимая место рядом со мной. И словно между нами ничего не было... ужасного и скандального, обнимает меня, обжигая щёку горячим поцелуем. — Привет, дорогая, — бросает как бы невзначай, но чувствую, что он тоже не ожидал подобного от Марселя, и у нас обоих будут к нему вопросы.
— Как? Это всё? Разве так приветствует женщину, которую любят и которую давно не видели?
Я его убью!
Орлов куда трезвее меня. Сдержанней… терпеливей.
Крутанув меня за талию, но так, чтобы я оказалась к нему лицом к лицу, несколько секунд смотри. В упор!
До последнего не верю, что он это сделает, но Алексей меня целует. Нежно, мягко, губами по моих задержавшись чуть дольше, чем просто банальное приветствие, и чуть слаще, чем если бы хотел унизить, причинить боль.
— Ну что ты?! — обласкав взглядом, шепнул, а потом бережно, короткими поцелуями собирает слезинки с моих щёк.
— О-о-о, — тянет Марсель, — они такие милые!! Правда? — бессовестно ведёт диалог со зрителями, играя нашими чувствами, переживаниями, жизнями, и толпа ему отвечает:
— Ах-ох-м-м-м, — зал гудит, топясь в океане чувств. Летят восторженные, умилительные вздохи-охи… шепот...
— Прекрати реветь, – почти беззвучно чеканит Орлов. — Ты ещё должна взять главный приз! Без него домой не пушу! — грозит так мило, что непроизвольно улыбаюсь, хотя чему?! Я в шоке от происходящего! Ни черта не понимаю!!!
— У тебя время поджимает, — шикает Орлов, и привычным манером щипает меня за задницу.
— Ауч, — тихо ахаю, шарахаюсь от него.
Это просто ужасно!
Невероятно... дико трогательно.
И какая к чёрту работа?
Какое шоу?!
Ничего не вижу! Слёзы счастья застилают обзор.
Ладонью смахиваю едкую жижу… забираю нож из руки Орлова, который мне его услужливо протянул.
— В бой! — подмигивает Алексей… и конечно же я прихожу в себя. Завершаю блюда в небольшой прострации, в четыре руки, и пусть Алексей большое мешает, но даже его компания... близость наполняет меня невероятной силой.
С ним так хорошо… Так по-доброму, родному хорошо… уютно...
Страхи отступают.
Я бессовестно купаюсь в тёплой компании Алексея.
И мне становится невыносимо плохо, когда Жан Батист отправляет его обратно на место, сообщая зрителям и участникам о том, что пришла пора сдавать контрольную.