Моя чужая жена

– Как вы хорошо смотритесь в кадре. Очень кинематографичное лицо!

Он быстро взглянул на нее, а Аля вспыхнула, смутилась и, уже вернувшись к своей коробке, долго не могла унять колотившееся в горле сердце.

А потом перерыв закончился, актеры заняли свои места, и поговорить с Митей Але так и не удалось. Александра с ногами вскарабкалась на коробку, обхватила себя руками и представила, как нынешний эпизод будет смотреться в уже готовой, смонтированной картине.

На березовую рощу опускаются сиреневые сумерки. Тянутся по земле длинные тонкие тени от стройных белых стволов. Из-за двух сросшихся деревьев выглядывает круглолицая женщина с темными косами вокруг головы. Ее веселые карие глаза так и светятся озорством.

Между берез быстро и легко движется высокий парень с копной светлых кудрей на голове. Он окликает женщину, оглядывается по сторонам, ищет ее. Та прячется от него, тихо смеется. Услышав ее смех, парень направляется прямо к ней. Круглолицая невольно отступает. Мужчина подходит ближе, протягивает руки, с немного наигранной страстью обнимает женщину за талию и неловко пытается поцеловать ее…

— Стоп! — раздается вдруг откуда-то громовой голос.

– Стоп! — закричал в мегафон Редников.

Актер Казначеев в ту же секунду отпустил Светлану, брюнетку с косами. С ее миловидного лица словно ластиком стерли выражение лукавого ожидания и приятного волнения. Она со злостью покосилась на Казначеева, отошла в сторону, нервно прикурила сигарету.

В лесу уже темнело, съемочный день заканчивался, все устали и издергались, а последняя сцена никак не шла.

Редников, сидевший в кресле с надписью «Режиссер» на спинке, задумался, потирая ладонью лоб. К нему вопросительно повернулся оператор. Подошла Светлана и протянула глубоким низким голосом:

– Ну что, Дмитрий Владимирович?

– Сейчас, погодите! — Редников сосредоточенно хмурил лоб, пытаясь понять, чего не хватает последней сцене. — Сергей Петрович! — окликнул он наконец Казначеева. — Подойдите, пожалуйста!

К режиссерскому креслу не спеша приблизился исполнитель главной мужской роли. На его холеном, смазливом лице застыло капризно-брезгливое выражение.

– Будьте добры, присядьте, пожалуйста, — пригласил его Редников, уступая актеру свое кресло.

Казначеев с недовольной миной плюхнулся на режиссерское место, а к нему уже спешила ассистентка Леночка с кружкой домашнего компота. Але, проведшей на площадке весь день, уже успели объяснить, что Казначеев — лучший актер прошлого года по опросу журнала «Советский экран», потому он и бродит по площадке с надменно задранным носом, потому и приходится считаться с его капризами.

– Вот посмотрите, — обратился Дмитрий к Казначееву и шагнул на площадку.

Светлана заняла свое место между двух берез. Засуетились осветители за ярким кинофло, электрический свет, упав на лицо Светланы, сделал его еще ярче и выразительнее. Оператор повернулся к камере.

– Мотор! Камера! Начали! — скомандовал режиссер.

Казначеев высокомерно щурился поверх стакана с компотом. Аля подошла ближе и, затаившись, пристально смотрела на происходящее на площадке.

Митя, ступая мягко, бесшумно, крадучись движется между стволов берез. Во всей его фигуре чувствуется какая-то природная грация, грация большого сильного зверя. Он чутко прислушивается, за деревьями едва улавливает смех и, не торопясь, уверенный в своей власти над смеющейся женщиной, движется на звук.