Моя-чужая

…Белое платье кружит над полом, делая невесту похожей на птицу. Шаг, поворот, рука партнера на талии и счастливый смех. Оглушающий, выжигающий душу. Тогда Артем думал, что сдохнет от выламывающей боли или же от количества влитой в себя водки. Он так и не вошел в зал, не поздравил лучшего друга и бывшую возлюбленную, а стоял в дверях, наблюдая за их свадебным вальсом. Пытаясь понять, почему Дашка выбрала не его. Пытаясь принять, что Дашка теперь не с ним. И эта музыка. Фолк. Ее любимая песня. Их песня. Она украла у него все: сердце, любовь, себя и даже песню. Он не помнил, как ушел из ресторана. Только слившиеся в одну полосу огни фонарей и машинных фар. И ночь в КПЗ. А утром он выбросил из дома магнитофон и все кассеты…

Артем уперся ладонью в стену.

— Твою мать… — процедил сквозь зубы.

С того утра в его доме не звучала музыка. Эльф говорил, что это бред — ненавидеть музыку. А Крутов ненавидел. Особенно фолк. Особенно эту песню, влезшую в самую душу, нарушающую тишину этой ночи.

Он был уверен, что давно похоронил эти воспоминания, сохранив дружбу. Оказалось, хватило всего одной песни, чтобы вытянуть из него дерьмо прошлого. Хватило одной девчонки.

— Ася! — взревел он, двинув в сторону ее спальни. Музыка нарастала, заглушала его злость и ее имя. Он готов был придушить эту девчонку, но совершенно не был готов увидеть ее такой.

Она кружила по спальне в одном нижнем белье. Гибкая, словно кошка, перетекала в каждое движение. Выгибалась и скользила по комнате. Цветные блики ночника переливались в шелке ее белья, рассыпались по телу, и она играла с ними, ловя ладошками. Смеялась, поднимая волосы и бросая их на спину рыжими волнами. Она сама была музыкой: завораживающей, рождающейся нежностью мелодии флейты.

Артем не заметил, как она оказалась рядом, взяла его за руку, переплетая пальцы, и увлекла за собой. Он забыл, как танцевать — Ася напомнила. Шаг, поворот, так близко, что трудно дышать. Ее запах, шелк волос, легкое касание. Она вела, играла с ним, раскрывалась. Никого откровенней Аси в этом танце он не встречал в жизни. Живая, настоящая и такая ранимая. Дерзкая, смелая, но такая чувственная. Он перехватил инициативу, когда она снова крутанулась к нему. Прижал к себе, вдохнул терпкий аромат ее кожи и закружил совсем в другом ритме. Смотря ей в глаза, совсем близко, дыша в унисон. И в эти минуты у них было на двоих одно дыхание, один ритм, одна жизнь. Такая яркая и красочная, связавшая их этим танцем.

На последних аккордах Артем подмигнул ей и потянул за руку. Они рухнули на кровать, тяжело дыша.

— Спасибо, — прошептал Артем, улыбаясь.

— Ты здорово танцуешь, — Ася перевернулась на бок, подперев ладонью щеку. — Где научился?

— Я в школе танцами занимался.

— Ты? — не поверила она. — А Алекс рассказывал, что ты был задирой и хулиганом в школе.

— Был, — согласился Артем. — Пока не познакомился с одной девочкой.

Он посмотрел на растрепанную и раскрасневшуюся Асю. Такая счастливая: глаза блестят, на губах озорная улыбка. И вдруг захотелось поцеловать эту улыбку. Он привстал на локтях, становясь ближе, чувствуя ее дыхание, как она вдруг спросила:

— Это ведь та красотка из "Домино", да?

Как удар под дых. Артем упал на спину, заложив под голову руки.

— Я нашла старые фотографии в подвале. Магнитофон искала. Не думала, что ты такой…несовременный. Так это она? Даша?

— Мы были вместе с седьмого класса, — неожиданно осипшим голосом проговорил Артем. — А потом она вышла замуж за Игната. А я до сих пор не знаю, почему.

Артем резко сел, стало вдруг душно. Он стянул рубашку, швырнул ее на пол. Не хотелось больше ничего говорить и стоило бы уйти, но он не мог. Рядом с этой проницательной девушкой он чувствовал себя другим. Он услышал, как Ася слезла с кровати и обошла его. Смотрел, как она стала на колени на полу напротив, заглянула в его глаза. И вдруг обняла его за шею и поцеловала.

Он давно забыл, что так бывает. Что можно потеряться в одном поцелуе, в одном прикосновении, в ее тихом шепоте и сбивчивом дыхании — в одной девушке. Забыл и не заметил, как попал. Попал в плен настойчивых пальчиков, стаскивающих с него брюки. Утонул в омуте рыжих, как пламя, рысьих глаз. В ее дурманящем запахе, шальном смехе и ее страсти.

Он плохо помнил, как раздевал ее. Только ее глаза и податливое, красивое тело. Она плавилась в его руках, стонала, закусывала губу. А он стискивал ее, наматывал на кулак пшеничные волосы, запрокидывая шею, покрывая белоснежную кожу поцелуями. Кусал, делая больно, выплескивая злость на прошлое, и целовал, извиняясь и признаваясь в своем желании.

Он настолько увлекся, пытаясь получить ее, ощутить какая она, что не заметил ее слез, скатившихся по вискам из-под прикрытых век. Он остановился лишь когда вошел в нее и понял — он у нее первый.

— Твою мать, — выдохнул он, сжав кулаки. — Ты…ты…почему…зачем…

Слова не шли, мысли путались. И хотелось надрать задницу этой девчонке. Почему не сказала? Он бы не вел себя так… Он бы иначе. Нежно, осторожно. Как мужчина, а не как дикий зверь.