Моя до конца (СИ)

— Мы в третьей городской, — все же договаривает в трубку, предварительно перед кем-то извинившись, — Приезжай, когда будет время, — и отключается.

Когда будет время?! Я швыряю на место степлера мобильник и схватив пальто лечу из кабинета. Мне нужно в больницу. Как же мама там одна?! Влад! А он в курсе?!

За мыслями, едва нагоняющими мой спешный шаг я торможу слишком поздно, врезавшись в только что открывшего дверь с той стороны инспектора.

— Ветров, пожалуйста, отойди. Мне нужно уйти, — я делаю шаг в сторону, даже не взглянув на него, а он, скала огромная, даже не шевелиться, чтобы облегчить мне путь!

— Что случилось, Арина?

— Макар… — я останавливаюсь, сбившись с шага в раздражении, что обойти его я смогу разве что в окно, — Да что ты стоишь в самом деле, Макар?! Дай мне пройти, слышишь?!

Ветров пальцами приподымает мой подбородок и взглянув в мое лицо пропускает меня вперед. На кнопку лифта даже не нажимаю. Во-первых, мне сейчас не до корректных разговоров с коллегами, а во-вторых, спуститься на лифте быстро — из рода фантастики. Сейчас именно то время, когда пчелки разлетаются по уликам, а мне нужно слишком быстро жужжать, чтобы ожидать их неспешного отлета.

Макар нагоняет меня между пролетами третьего и второго этажей. Он ничего не говорит, просто идет следом, а когда выходим на парковку, берет за руку и ведет к своему спорткару. Сняв с сигнализации, открывает для меня дверь, спешно обходит машину и жмет кнопку зажигания. Забирает мои вещи и перекладывает их назад, тянется к ремню безопасности и пристегнув меня, пристегивается сам и только сейчас поворачивается ко мне, выжидающе приподняв бровь.

— Третья городская, — озвучиваю я и Макар, коротко кивнув нажимает на газ, оставляя за нашими спинами всю невыполненную за день работу.

Я не заикаюсь о подобной чуши, что он вовсе не обязан куда-то меня везти, не упираюсь сесть в машину, не кричу и не психую. Сама знаю, что мне не стоит вести машину самой, но и это не все.

Время, когда вранье себе выливается за края, наступило совсем недавно. Я не могу с точностью до секунды сказать, когда именно, но оно пришло. Не стучало, не предупреждало о визите заблаговременно, я просто поняла это и приняла, как само собой разумеющееся.

И сейчас способна признать: в минуту слабости Макар Ветров мне необходим. Не могу сказать: «Горшочек, не вари» и перестать питать чувства к своему обидчику. Не могу. Но и черту переступить не могу.

Поэтому я молча сижу рядом, опустив окно, чтобы почувствовать свежесть ветра в беспокойстве о родных верчу в руках кулон, но ощущая капельку облегчения, что рядом так же молчаливо ведет машину Макар Ветров, а не хлопочет с нотациями Артем Лукашин.

Ну вот, докатилась. Теперь я их сравниваю. Хотя только ли теперь?

— Кто, Риша? — коротко спрашивает Макар, спустя минут пятнадцать дороги.

— Папа. Ногу сломал вроде бы… Господи, Влад! — я поднимаю глаза вверх, словно над головой не крыша автомобиля, а голубое небо и обернувшись, пытаюсь нащупать свою сумку. Тяну за ручку, она наклоняется, и половина содержимого разлетается, падая на пол.

Знаете, когда ты долго-долго держишься, уверяя себя, что все под контролем, а оно, то, что под контролем, летит на бешенной скорости куда-то в тартарары и ты понимаешь, что просто не в силах остановить этот чертов снежный ком обстоятельств? Если вам знакомо это чувство, то вот оно сейчас со мной.

Макар съезжает на обочину и включив аварийку, поворачивает мое лицо к себе за подбородок твердой рукой. Я попадаю в плен голубых глаз и на последних остатках самообладания пытаюсь вынырнуть из этого озера, но там, в этой небесного цвета глубине Арине Тумановой слишком комфортно, и я эгоистично желаю находиться подольше в этом все дозволенном забвении.

— Все будет хорошо, Арина. Твой отец жив и здоров, а кость срастется, он ведь еще совсем молод, — уголок рта ползет вверх, вызывая ворох воспоминаний, что в последнее время, сопровождают меня с завидной регулярностью.

— Переломы ведь бывают разные, да? — все же спрашиваю, пропуская в голосе надлом. Нет сил контролировать себя. Не сейчас.

— Да, но Григорий абсолютный везунчик! — шутит, пытаясь успокоить и я почему-то улыбаюсь, — Успокойся, моя девочка, — произносит куда серьезнее, — мы сделаем все, чтобы помочь твоему папе.

Я лишь сглатываю и поспешно киваю, не в силах ничего ответить. Макар переводит взгляд на мои губы, которые я инстинктивно облизываю и сжав челюсть, выдыхает. Он проводит ладонью по моей щеке, а меня ведет от этой ласки.

— Надо ехать, — произношу давно предавшим меня голосом, когда большой палец Ветровской руки оглаживает ямочку под нижней губой, — я сажусь ровно, откинувшись в кресле и сжимаю руки в кулачки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Я будто наказываю себя этой болью за слабость, силясь напомнить собственной предавшей меня памяти, что с этим мужчиной будет больно стократ сильнее.