Моя до конца (СИ)

«…— У тебя куртка испачкана, — замечаю разводы чего-то зеленого на его верхней одежде.

— Ой, ага, — поспешно проговаривает, стягивая ветровку, а потом складывает пополам и перекидывает через лямку рюкзака…»

Только в эту секунду меня волнует другое: зачем Лукашин достал этот блокнот?! Зачем хранил?! Зачем положил туда, где он будет всегда под рукой? В любую секунду, когда в голову придёт мысль…

Я листаю-листаю, букв и записей слишком много и от шока мои глаза цепляются за все, не фокусируясь даже… Не сразу догадываюсь просто открыть блокнот с конца и листаю уже в другую сторону.

Одна запись. Большими буквами. Учасная, пугающая… Господи боже… Мне становится жарко, хотя, кажется, я наоборот холодею. Это то состояние, которое описывают «бросает то в жар, то в холод»? Я прочувствовала на себе это состояние.

Единственная фраза гласит:

«В этом мире нет места Макару Ветрову.»

Непослушными руками переворачиваю следующую страницу и читаю:

«Пока жив Ветров, Арина моей не будет.»

А потом я слышу поворот ключа в замке и абсолютно радостное, будто клоун в «Оно» врывается в мое сознание чем-то инородным:

— Арина, родная, ты приехала!

Глава 39

Замираю. Практически затравлено выпускаю из рук блокнот, который аккурат приземляется около моих ног. Твою ж…

Но сделать ничего не успеваю, потому что Лукашин с букетом в руках входит в комнату.

Ему нужна всего минута для того, чтобы оценить ситуацию и понять. Понять, что я знаю о том, о чем он не хотел бы, чтобы я узнала.

— Не подходи! — выставляю руку в оборонительном жесте, будто это может мне помочь.

Я сотни тысяч раз оставалась с ним наедине, испытывая при этом совершенно разные эмоции. Но никогда еще этой эмоцией не был пробирающийся под кожу страх.

— Ты что, милая? Это же я, — растерянность исчезает с его лица, как и не бывало, а сам он потихоньку приближается.

Только теперь я знаю, что Артем Лукашин болен.

И имя этой болезни я.

Арина Туманова.

Знаете, насколько мне страшно? Очень.

— Это ты… — выдыхаю пораженная, все еще не способная прийти в себя. Не каждый день, знаете ли, узнаешь, что твой бывший — сталкер. — Ты… Как ты моей семье в глаза смотрел?

— Я любил тебя. Твой этот Ветров, — здесь, на это ненавистной, как я уже наверняка знаю, фамилии, Артём презрительно кривится, — нужна ты ему, думаешь? Нет! Не нужна! А я тебя люблю! Люблю слышишь, Арина?! Люблю!

Он переходит на крик. Не тот, самый обычный, а какой-то судорожный. Я такого не видела раньше… Он преградил мне дверь собой и сейчас все, чего я хочу — уйти. Уйти!

Изменения в Артеме происходят мгновенно: его глаза буквально наливаются кровью, а лицо становится жестким. Крика больше нет, зато есть тишина. И я не знаю, что страшнее. Я не могу предсказать его действия. Никогда не замечала, но сейчас от нее буквально исходит сумасшествие. Он одержим.

Медленно, чтобы не раздражать его резким движением, поднимаюсь с кровати и делаю шаг к окну. Понятие не имею, что это даст мне, но лучше так, чем смотреть на него снизу вверх.

Но снова мимо. Просчитать хоть что-то в этой ситуации невозможно. Мое движение действует на Лукашина, как спусковой крючок. Раззадоривает или пугает — и разбираться не хочу, и не успеваю даже пикнуть, как он хватает меня за руку и горланит, словно в забвении:

— Ты моя, Арина!

И сейчас, поверьте тому, что я вижу: сейчас это не красивая фраза, он свято верит в то, что говорит.

Мороз страха окутывает, затмевает рассудок и мешает думать. А думать надо как никогда быстро и в правильном направлении. Господи, ну почему я такая дура-то?!

Когда его затуманенные мутной дымкой глаза оказываются совсем близко к моему лицу и он повторяет. Тише, требуя безропотного подчинения, но от этого сердце ухает вниз:

— Ты моя, Арина.

Единственное чего я хочу — это уйти, потому что происходящее попахивает дуркой. Только по Артёму понимаю отчетливо, что тот готов буквально на все и прямо сейчас. Жмурю глаза, чтобы протрезветь, выйти из оцепенения. Обдумываю, собравшимися в кучу извилинами, как бы сделать все аккуратно и если не сбежать самой, то хотя бы позвонить тому, кто поможет это сделать: брату, Аланьеву, Макару, да кому угодно!

— Успокойся, Артём, все хорошо, — тяжело сглотнув вязкую слюну лепечу. Но заставляю себя замедлить судорожный текст, который сам по себе выдаёт мой рот, — Это такая встряска для отношений. В модном журнале вычитала, — с плохоскрываемой дрожью в голосе говорю на тон тише обычного. Потому что так эмоции скрыть легче. Н-наверное…

— Какой ещё журнал, Арина? — вид у Артёма растерянный. Он абсолютно явно не ожидал такого поворота.