Мы сидим в машине Миллисент. Ее автомобиль лучше моего – роскошный кроссовер класса люкс. Ведь жене часто приходится возить клиентов по округе, показывая им дома. Кожаные сиденья в салоне невероятно удобные. Сам салон просторный и уютный. А дверцы машины закрыты, так что дети не могут нас подслушать. Моя рука лежит между нами, на центральной консоли. И Миллисент кладет на нее свои руки.
– Ты нервничаешь, – замечает она.
– А ты нет?
– Полицейские не найдут ничего, что бы их могло вывести на нас.
– Как ты можешь быть в этом уверена? Ты что, рассчитывала, что они ее найдут?
Миллисент вздрагивает:
– Пожалуй, мне было все равно.
Похоже, я знаю гораздо меньше того, чего я не знаю. У меня очень много вопросов, но я не хочу узнавать на них ответы.
– Остальных так и не нашли, – говорю я. – Почему Линдси?
– Линдси, – медленно повторяет это имя Миллисент. И это побуждает меня вернуться мысленно в прошлое – когда мы нашли с ней Линдси. Мы сделали это вместе. Мы искали, выбирали, я был частью любого решения жены.
После второй пробежки с Линдси я сказал Миллисент, что она нам подходит. Именно тогда мы с женой изобрели свой код, наши особые «ночные свидания». Только встретились мы в первый раз не в гараже. Оставив детей под присмотром соседки, мы с Миллисент пошли за «холодным йогуртом». Она взяла ванильный, а я выбрал сливочный с пеканом. Потом мы прогулялись по торговому центру, в котором уже ничего не работало, кроме кинотеатра. И, остановившись перед салоном дорогой кухонной мебели, стали разглядывать его витрину. Это был один из любимых магазинов Миллисент.
– Итак, – произнесла жена. – Скажи мне свое мнение.
Я огляделся по сторонам. До ближайших к нам людей было не менее сотни ярдов – они стояли в очереди за билетами в кино, и все-таки я понизил свой голос:
– Думаю, она подходит идеально.
Миллисент приподняла брови: удивленно и счастливо.
– В самом деле?
– Если мы собираемся это сделать, тогда – да. Она – та самая.
Линдси действительно была той самой. Но не единственной, а уже третьей по счету. И особенной, потому что была незнакомкой, которую мы нашли в Интернете. Мы выбрали ее из миллиона других вариантов. Первых двух мы не выбирали, они сами к нам пришли.
Миллисент доела ванильный йогурт и облизала ложку:
– Думаешь, стоит? Нам следует это сделать?
Что-то в ее взгляде заставило меня отвернуться. Иногда Миллисент действует на меня как красивая кобра: в груди что-то перехватывает, и я не могу дышать. Именно так я почувствовал себя и в тот раз – когда мы стояли в торговом центре и решали судьбу Линдси. Я отвел глаза от жены и уставился в витрину закрытого салона. Новые, сверкающие предметы кухонного оборудования тоже уставились на меня, дразня и раздражая своей недоступностью. Мы с Миллисент не могли себе позволить всего, что хотели. Не то что бы все другие могли, но меня это угнетало.
– Да, – сказал я жене. – Нам точно следует это сделать.
Миллисент наклонилась и подарила мне холодный ванильный поцелуй.
Но мы никогда не договаривались держать Линдси в плену.
И вот теперь мы сидим в гараже. Еще одно «ночное свидание». Но уже без йогурта. Только маленький пакетик кренделей, который лежал у меня бардачке. Я предлагаю их Миллисент, но жена воротит нос.
Я возвращаюсь к теме нашего «ночного свидания»:
– По-моему, ты рассчитывала на то, что Линдси найдут…
– Да, рассчитывала.
– Но почему? Почему ты захотела, чтобы ее нашли?
Миллисент выглядывает из машины на горы пластиковых туб со старыми игрушками и рождественскими украшениями, а, когда она снова поворачивается ко мне, ее голова склоняется набок, а губы изгибаются в полуулыбке:
– Потому что у нас годовщина.
– Наша годовщина была пять месяцев назад.
– Не эта, другая.
Я задумываюсь, не желая это показывать. Потому что Миллисент уверена, что я знаю, о какой годовщине речь. По ее мнению, я должен помнить такие вещи.
– Ну конечно. Год назад мы выбрали Линдси. Мы все решили.
Миллисент сияет:
– Да! Год до того дня, как ее нашли.
Я смотрю на жену. И все равно не улавливаю суть.
– Почему ты захотела…
– Ты слыхал об Оуэне Рили? – спрашивает Миллисент.
– О ком?
– Об Оуэне Рили. Ты знаешь, кто это такой?
Поначалу мне это имя ничего не говорит. А потом я вспоминаю.
– Ты имеешь в виду Оуэна Оливера? Серийного убийцу?
– Значит, ты его так называешь?
– Оуэн Оливер Рили. Мы привыкли называть его Оуэном Оливером.
– Так, значит, ты знаешь, что он сделал?
– Конечно, знаю. Жить здесь и не знать этого невозможно.
Миллисент мне улыбается. И, как это нередко случается, я оказываюсь в замешательстве.
– Это не только наша годовщина… Но и Оуэна, – говорит жена.
Я напрягаю память, прокручивая в голове события того времени, когда меня еще нельзя было назвать взрослым. Оуэн Оливер появился летом, по окончании мной средней школы. Никто не придал значения исчезновению одной женщины, и никто не придал значения, когда пропала вторая женщина. На это обратили внимание, только когда одну из женщин нашли мертвой.