Моя дорогая жена

Она не любит дважды повторять. И дети прекращают перепалку. Но только на минуту. Дженна вздрагивает, когда Рори под столом пинает ее ногой. Я уверен, что Миллисент это видит, но замечания сыну она не делает. Вместо этого жена объявляет внеурочный киновечер после ужина. У Миллисент своя тактика. Когда дети начинают слишком часто и сильно ссориться, она заставляет их проводить больше времени вместе. Так, по ее мнению, они быстрее могут найти общий язык, а не рассориться окончательно.

Минут двадцать Рори и Дженна спорят о том, какой фильм посмотреть. Ни Миллисент, ни я в их спор не вмешиваемся. На самом деле даже не обращаем на него внимания. Мы на кухне моем посуду, когда жена справляется о моих планах на вечер:

– Пойдешь куда-нибудь?

– Да.

– Ты уверен, что это хорошая идея?

– Да.

Мой тон более резкий, чем мне бы хотелось. Целый день слышать про Оуэна невыносимо. У меня и так нервы на пределе. Да и встреча с Тристой меня напрягла. Что-то в ней, в том, что она с собой делает, меня тревожит.

Все, что произойдет завтра, случится из-за меня. Я написал письмо Джошу, я выбрал дату, я пообещал всем, что исчезнет еще одна женщина. И я тот, кто прошлой ночью перевел стрелки с Аннабель на Наоми. Тот, кто должен убедиться, что она – та самая.

Выбор фильма для вечернего просмотра решается подбросом монетки. Мы будем смотреть кино о дельфине.

Рори и Дженна усаживаются рядом на пол с миской попкорна и уже не бросаются им друг в друга. Мы с Миллисент садимся на диван с нашим собственным попкорном. Миллисент чаще смотрит на детей, чем на экран. И ее глаза становятся на десять оттенков светлее. Они всегда так реагируют на детей.

И остаются такими до тех пор, пока фильм не заканчивается и дети не уходят наверх спать. Их стеб друг над другом перетек в оживленное обсуждение дельфинов. Я тоже приподнимаюсь с дивана, но тут Миллисент кладет свою руку мне на колено и крепко сжимает его.

– Тебе лучше приготовиться, – говорит она.

Голос жены звучит так, словно это ее идея. И на меня накатывает раздражение.

– Ты права, – говорю я. – Мне нужно выйти отсюда куда-нибудь.

– Ты в порядке?

Я опускаю глаза вниз, на свою жену. Ее глаза ясны, они совсем не такие, как у Тристы.

Миллисент – диаметральная противоположность жены Энди.

И я улыбаюсь, благодаря про себя Всевышнего за то, что женат не на Тристе.

24

Я не собирался особо наряжаться, потому что разговор с Наоми в мой план не входил. Но в последнюю минуту я почему-то облачился в костюм, который больше всего нравится Миллисент. Он темно-синего цвета с воротником, отделочная строчка которого отлично имитирует ручную. И раз уж он у меня есть, то почему бы мне его не носить?

Когда я, стоя перед зеркалом, завязываю галстук, у меня за спиной возникает Миллисент. Скрестив руки на груди, она прислоняется к стене и наблюдает за мной. Я понимаю: на языке у жены вертится резонный вопрос. Ведь я никогда и никуда не ходил в этом костюме без нее. И купила его мне именно она.

Завязав галстук, я обуваю ботинки, забираю кошелек, мобильник и ключи. Мой одноразовый телефон хранится не дома.

Когда я вскидываю глаза, Миллисент все еще стоит в прихожей – в той же позе.

– Ну, я пошел, – говорю я.

Она кивает.

Я жду, что жена скажет что-нибудь, но Миллисент продолжает хранить молчание. Я прохожу мимо нее и спускаюсь по ступенькам. А приблизившись к двери гаража, слышу голос Рори:

– Па!

Он стоит на пороге кухни со стаканом воды в руке. Увидев, что я обернулся на его окрик, он поднимает вверх свободную руку и потирает свой большой палец об указательный. Хочет еще денег.

Сын не случайно появился на кухне. Он поджидал меня.

Я киваю и выхожу.

* * *

Наоми стоит за стойкой, регистрируя гостей отеля, отвечая на телефонные звонки и улаживая конфликты со всеми, кто обращается к ней с какими-нибудь претензиями. Сегодня вечером я не таюсь в своей машине. Я устроился в холле.

Он большой и роскошный, с мягкой мебелью, обитой плотной тканью темных тонов. Стены завешены бархатными занавесями, отороченными, как и униформа работников «Ланкастера», золотым галуном. Повсюду бахрома и кисточки.

Я легко могу спрятаться в этом холле, затерявшись среди его богатого декора. Как еще один неизвестный гость, работающий за своим компьютером и потягивающий между делом вино. Почему я прошел в холл? Потому что не могу больше оставаться в своем гостиничном номере. Ни на минуту. Это почти правда. И сидеть в своей машине я тоже больше не могу. Ни минуты. Раз Наоми суждено стать нашей «четвертой», я вынужден держаться от нее неподалеку. Но не заговаривать с ней. Я решил этого не делать – после недавней корректировки нашего плана. Не хватало передумать в самый последний момент! Я слишком напряжен, чересчур сильно нервничаю. Воскресение Оуэна Оливера оказалось гораздо более трудным делом, нежели я ожидал. Возможно, из-за прессы. Возможно, из-за Тристы. Но также и из-за моих детей, которые ни о чем другом уже не говорят, как только об этом убийце.