Моя драгоценная гнома

Никто не мешал нашему разговору, и мои гости, сначала державшиеся настороженно, вскоре смотрели на меня во все глаза. Каждому полагалось сделать кое-что (за щедрую плату, разумеется), показав свое мастерство во всей силе. Регин отправился в кузницу к Морни и его отцу, чтобы приготовить бронзовые диски, клещи и еще кое-что, по моему особому заказу. Барт должен был соорудить в кратчайшие сроки особый станок — вроде ткацкого, на котором колесо приводилось бы в движение при помощи ремней и ножного рычага. А с орком-гончаром мы чуть не подрались, обсуждая, как лучше изготовить кувшин, который бы закрывался наглухо и мог выдержать самую высокую температуру в кузнечном горне.

В течение месяца я почти не видела Дагобера, и спала только урывками, а едва проснувшись бежала либо в кузню, либо садилась за станок, что соорудил для меня Барт, либо мчалась проведать орка, который безостановочно месил глину и лепил огромные горшки с крышками и широкими горлышками — совершенно уродливые с точки зрения эльфиек, следовавших за мной по пятам.

Я не запрещала им смотреть, но когда садилась за обработку алмаза, выгоняла всех свидетелей за дверь, и даже Дагоберу, умолявшему показать поделку, не разрешалось входить.

Месяц пролетел, как одно мгновение, и последние ночи я почти не спала, проводя все время в кузнице.

Перед самым советом я попросила отца прийти, взглянуть на мою работу. Мы обнялись, и папаша смущенно потрепал меня по голове, окинув взглядом мое эльфийское платье, прикрытое грубым фартуком, и жемчуг в волосах.

— Ты стала как настоящая принцесса, — сказал он ворчливо. — Мама была бы довольна.

— Но ты ведь тоже доволен? — спросила я, подлезая к нему под руку, как в детстве.

Папаша хмыкнул что-то в ответ.

— Доволен-доволен, — я засмеялась, и жемчужины вперемешку с мелкими алмазами упали на ковер. — А когда я покажу тебе вот это… — я усадила отца в кресло, распахнула окно, впуская солнечный свет, и торжественно открыла шкатулку из черного дерева, которую сделал Барт.

Лицо папаши вытянулось, глаза заблестели изумленно, потом жадно, потом радостно, а потом отвернулся, часто моргая.

— Тебе понравилось? — спросила я, волнуясь.

— Как ты узнала? — спросил он.

— Долго рассказывать, — я убрала шкатулку и достала из мешочка последний подарок феи. — Думаю, это крылышко бабочки, которую сделал мастер Фарин.

Отец долго крутил ограненный алмаз, ощупывая и глядя на свет.

— Да, похоже, это часть той броши, что была утеряна, — сказал он, наконец.

— Это подарила мне фея Сирени, — объяснила я. — Чувствуешь? Камень пахнет оливковым маслом.

Отец обнюхал алмаз, но потом улыбнулся:

— Нет, я не чувствую никакого запаха. Это твой талант, Эрмель. Я бы никогда не догадался о секретах Фарина. А ты пошла дальше — это просто удивительно!

— Надеюсь, это убедит эльфов, — сказала я.

— Тебе в самом деле нравится этот парень, эльф? — спросил отец грубовато, делая вид, что рассматривает инструменты, которые сработал кузнец Регин. — Или ты решила доказать всему миру, что гнома может сидеть на троне и в короне?

— Пап, — я взяла его за руку, — я у тебя с придурью, конечно. Только мне взбрело бы влюбиться в эльфийского принца. Но будь он даже последним пасечником, я бы хотела в мужья только его. Ты понимаешь?

— Глупышка, — он шумно вздохнул и притянул меня к себе, взъерошив мне волосы.

66

В день совета Дагобер появился в моей комнате ни свет ни заря. Мне пришлось приложить огромные гномские усилия, чтобы прогнать его, пока эльфийские служанки наряжали меня. После третьего тычка в ребра Дагобер соизволил выйти на пару минут, но я все время слышала его голос из-за двери — он подбадривал меня, утверждая, что уверен в моей поделке, как в том, что небо голубое, а трава — зеленая.

— Ты боишься? — спросил он, когда мы шли в главный зал, где нас уже ждали члены Ареопага.

Я несла на шелковой подушке шкатулку из черного дерева, и задумалась, прежде, чем ответить, а потом покачала головой:

— Нет, не боюсь. Ты был прав — я могу сделать то, чего не смогут сотворить они, эти эльфы, что так кичатся магией. Но я делала это не для них, Дагобер.

— Для кого же? — спросил он, обнимая меня за плечи.

— Глупый вопрос, — фыркнула я, и принц поймал в ладонь алмаз величиной с лесной орех.

— Между прочим, Эрмель, — начал он издалека, — ты ведь еще ни разу не сказала кое-чего очень важного…

— Чего же? — спросила я рассеянно, мысленно находясь перед эльфийским Ареопагом.

— Я уже столько раз говорил, что люблю тебя, а ты ни разу не сказала, что я тебе хотя бы приятен, — Дагобер преградил мне путь. — Сейчас все решится, Эрмель. И даже сейчас ты промолчишь?

Я краснела долго и мучительно, пока он умолял меня произнести одно-единственное слово.

— Прекрати меня доставать! — в конце концов прикрикнула я на него. — Ох уж это ваше эльфийское многословие! Поступки говорят больше слов!

— Но слова так греют сердце, — продолжал уговаривать Дагобер. — Ты почти не разговаривала со мной столько недель. Неужели, у тебя нет ласкового слова для своего жениха?