Моя драгоценная гнома

— Конечно, лучше пойдем, — проворчал эльф, поднимаясь и подставляя спину. — Меня-то они еще для выкупа приберегут, а тебя точно на месте прихлопнут, чтобы другим вралям неповадно было. И язык без костей тебе не поможет.

За длинный язык я обиделась.

— Ты сам лучше бы так ногами молотил, как языком, — сказала я, устраиваясь на Дагобере.

— Может, пони побежит своими ножками?

— Не обзывайся, — пискнула я, не желая с ним пререкаться, но и не желая, чтобы последнее слово оставалось за ним.

— Раз сидишь на мне, то помалкивай, — велел принц, и я, покорная заклятью, тут же замолчала.

Но замолчать принц велел мне совсем не вовремя, потому что после двух привалов, ближе к вечеру, я разглядела столбик дыма за кронами деревьев. Мы прошли (вернее, Дагобер прошел, а я проехала) между двух сопок и оказались в лесу. Конечно, это был не Вековечный лес, где, если верить песням, «заросли сирени шумят, как море», но я приободрилась. Лес — это вам не горы. А вскоре еще и дымок показался, и я так и заерзала, не имея возможности говорить.

— Ты что там крутишься? — немедленно спросил Дагобер. — Эй, гном?

Вот болван! Сам же приказал мне молчать, и сам же требует ответа!

— Ты живой? Я кого спрашиваю? — начал сердиться принц. — Отвечай!

Словно волшебная уздечка была снята с моего языка, и я сразу заверещала, запрыгав на Дагобере, и указывая пальцем:

— Там дым! Столбик дыма! И еще один! И еще! Впереди деревня или город!

— Не надо скакать, у меня хребет не железный, — огрызнулся эльф.

— Спусти-ка меня, — попросила я. — Если там деревня, тебе в таком виде рады не будут. Ты похож на головореза с большой дороги. Надо разжиться хотя бы рубашкой.

— У тебя есть пара монет в потайном кармане?

— Нет…

— Тогда как достать рубашку? Снова примешься воровать?

— Я не вор, — повторила я в который раз. — Рубашку мы купим, не беспокойся.

— Купим? На что? Если только тебя продать, — не остался он в долгу, — да много не дадут.

— Ну что ты за невежа, — поругала я его. — Иди вперед, а я за тобой.

— Какую-нибудь каверзу замышляешь? — он посмотрел подозрительно, но пошел вперед не оглядываясь, всем своим видом показывая, что его высочеству нет дела до гнома.

А я растянула полы камзола перед грудью и запела:

— Малютка Трисси растила козла,

Козел оказался хорош –

Рога словно сабли, и шерстка бела,

Лучше козла не найдешь.

— Только дурацких песенок нам сейчас не хватало, — сказал Дагобер, не оглядываясь. — Прекрати пищать, твой голос бьет по мозгам, как гвоздь.

— Не ворчи, — откликнулась я, — у меня красивый голос, и песня эта ничуть не хуже любой другой.

Но был тот козел

Упрямый и злой,

Бодался и грозно

Тряс бородой.

Эх, упрямый козел!

— Сумасшествие, — вздохнул Дагобер.

Но что бы он там ни болтал, на мой камзол упали две жемчужины и алая роза. Я закрепила цветок в петлице, а жемчужины зажала в кулаке, и обогнала Дагобера, передразнивая его горделивую походку — нос задран, грудь колесом.

— Поторопись, длинноногий, — сказала я. — Если хочешь одеться и поесть чего-нибудь горячего, не ползи, как черепаха.

19

Поселение оказалось гномьим, и я чуть не запрыгала от радости. Мои соплеменники посматривали на нас с эльфом опасливо, но когда я спросила, где можно разжиться одеждой, указали на лавку с обшарпанной вывеской и даже пожелали удачи.

— Видел? — ликовала я. — Гномы — это тебе не спесивцы-эльфы. Мы не станем задирать чужаков или гнать их, если они попали в беду.

Дагобер благоразумно промолчал и поспешил укрыться от любопытных взглядов за стенами лавки.

Внутри было темно, и только светильничек скупо освещал прилавок и пустые полки.

— Есть тут кто? — позвала я, и после третьего оклика показался седой согбенный гном с хитрющей физиономией и бородой, перевязанной почти у основания красной шелковой лентой.

— Сударики-господарики! — захихикал он, потирая руки. — Чего изволите?

Судя по ночному колпаку, красовавшемуся у него на голове, лавочник только-только вылез из постели. Но меня это не смутило, и я сразу приступила к переговорам, напустив на себя важный вид:

— Этот господин, — я кивнула на эльфа, — попал в переплет. Видишь, даже рубашку украли. Но если поможешь его одеть, заплатим щедро. Расплатимся вот этим, — и я положила перед лавочником жемчужину.

Он долго рассматривал ее, не прикасаясь, а потом взял и осторожно покрутил в пальцах.

— Настоящая? — спросил он с придыханием.

— Ты же чувствуешь ее вес, — сказала я. — И разве гном станет обманывать гнома?

— Не станет, не станет, сударчик мой! — заверил меня лавочник с горячностью, и жемчужина тут же исчезла в его желтой костлявой руке. Он оглядел эльфа, прищурив один глаз, и защелкал языком: — Такого размера у нас не найдется, но можно будет надставить рукава…

— Дай что-нибудь сейчас, чтобы ему прикрыться, — сказала я, — а к завтрашнему дню сообрази рубашку или что-нибудь в этом духе. Неприлично господину щеголять голым брюхом.

— Неприлично, — хихикнул лавочник и исчез в боковом дверном проеме. Мы ждали недолго, и вскоре гном притащил нам жилетку, в которую можно было завернуть двух меня.