Моя драгоценная гнома

— А ваши имена даже спрашивать не стану, — опередил меня Барт, когда я захотела представиться. — Когда твой друг поправится — проваливайте. И только попробуйте что-нибудь украсть.

— Мы не воры, — я даже не обиделась на обвинение, потому что и так было ясно — посчитай он нас ворами, близко бы к дому не подпустил. — И даже заплатим за еду и помощь.

— Много все равно не заплатите, — он окинул взглядом нашу запыленную одежду и стоптанную обувь, и вышел вместе с Олафом.

Я сняла куртку и свернула валиком, подсунув Дагоберу под голову. Потом попыталась устроить эльфа с максимальными удобствами — расстегнула на нем куртку, сняла и второй сапог, и ослабила повязку.

Вскоре появилась Гюреска — румяная, как пшеничная булочка, и такая же крепкая и черноволосая, как ее отец. Она смотрела на эльфа с беззастенчивым любопытством и некстати хихикала. Дагобер приподнял ресницы, посмотрел на нее и отвернулся, закрывая глаза.

— Питье сейчас настоится, — объяснила Гюреска, не глядя на меня, — а к ране мы сейчас приложим веронику. Она вытянет яд.

Заглянув под повязку, она покачала головой:

— Зачем вы прижгли рану?

— А что? Я видел, что так всегда делают, — перепугалась я.

— Так не надо делать, — наставительно сказала мне девушка, присаживаясь рядом с Дагобером и раскладывая на коленях чистую ткань, в которую были завернуты свежие зеленые листья — пушистые, как кошачьи лапки. — Ты просто закрыл рану, теперь кровь не найдет выхода. Господин будет болеть, — она ласково погладила Дагобера по щеке, а я только заскрипела губами.

Но человеческая дочь уже занялась раной — растерла листья, наложила их на змеиный укус, а поверх прикрыла мягкой ветошкой.

— Вам не повезло, — сказала Гюреска, прищелкнув языком, — сейчас у гадюк больше всего яда. Но мы не дадим такому красивому господину умереть, — она даже облизнулась, посматривая на эльфа.

— От укусов гадюк не умирают, — сказала я дрожащим голосом.

— Всякое бывает, — ответила она, разглядывая эльфа. — Но мы пропарим его в бане, и напоим парным молоком, и господин будет здоров и весел.

Она посидела с нами еще сколько-то, выспрашивая, откуда Дагобер шел и куда, а сама то хватал его за плечи, откидывала со лба прядь волос, то пыталась развязать на нем рубашку. Я бы не смогла ее выпроводить, но отец заорал со двора, и Гюреску как ветром сдуло, а в сарай заглянул Барт:

— Баня готова. Сейчас будешь парить своего дружка, гном.

24

Парить?!

Тут я перетрусила еще сильнее, чем когда приняла Барта за орка.

Но трусь или нет — а кроме меня недотепой эльфом никто заниматься не будет. Нет, то есть будет — та же Гюреска с удовольствием бы не только пропарила, но и выкупала его. Только вряд ли позволит строгий папаша. И мой бы не позволил… Я вздохнула и посмотрела на Дагобера. А ему стало совсем плохо — он тяжело дышал и облизывал пересохшие губы. Я поднесла ему чашку — попить, а потом Олаф и Видалф перетащили эльфа в баню — сосновый домик с плотно запиравшимися дверями. Внутри было почти нестерпимо жарко от раскаленных в очаге камней, и едва Дагобера положили на лавку, Барт плеснул на камни травяного настоя. Пар поднялся плотным облаком, я закашлялась и хотела ополоснуть лицо эльфа холодной водой, но Барт не позволил:

— Пусть пропотеет, как следует, — приказал он. — А ты берешь тряпку и вытираешь его. И чтобы ни полкапли воды на него не плеснул! Только сухой пар.

С Дагобера мигом стащили одежду, и я уставилась в стену, пытаясь думать о том, как шлифуются алмазы. Но люди вышли, и мне волей-неволей пришлось стать нянькой при его высочестве, и я сразу же еломудренно прикрыла его полотенцем пониже живота. Я уже видела его голым, но одно дело — видеть, а другое — еще и прикасаться. Я старалась вытирать эльфа так, чтобы не дотрагиваться даже кончиками пальцем, но нет-нет да ощущала его тело, и тогда словно снова оказывалась в крапиве — не могла сидеть спокойно и начинала чесаться везде, даже за ушами.

Печка была устроена хитро — очаг внутри, а топка снаружи. Я слышала, как Барт приказывал то одному сыну, то другому подбросить в огонь еще поленьев. Дагобер потел на славу, но и сама я уже пропотела насквозь. Рубашка была мокрая — хоть отжимай, а в куртке было еще и нестерпимо жарко, и я мечтала о прохладной речке, чтобы выкупаться и выполоскать одежду.

Дагобер попросил пить, и я поднесла ему чашку. Он пил долго, с наслаждением, а когда посмотрел на меня — во взгляде было что-то похожее на благодарность. Глупо, но я сразу обрадовалась, словно он подарил мне золотую медаль и хрустальный кубок в придачу. Я ободряюще погладила его по макушке, и он слабо улыбнулся, опуская ресницы.

Снова и снова подплескивая воду на раскаленные камни, я уже потеряла счет времени. Волосы противно липли к вискам, но я старательно вытирала пот с тела эльфа, сама утираясь рукавом.

— Ну все, достаточно, — наконец сунул голову в дверь Барт. — Ополаскивай его.

Я окатила Дагобера прохладной водой, подумала — и вылила себе на голову здоровенный ковш. Стало хоть немного легче.