Моя двойная жизнь

Случилось все во время перемены. Услыхав крики, доносившиеся со стороны пруда, я бросилась туда и, не раздумывая, прыгнула в воду. Там было столько тины, что мы стали увязать, а девочка была совсем маленькой, всего-то лет четырех, она все время исчезала под водой. А мне тогда было больше десяти. Уж не знаю как, только в конце концов мне удалось ее вытащить. Во рту, в носу, в ушах, в глазах — везде у нее было полно тины. Долгое время ее не могли привести в чувство. От нервного напряжения у меня тоже стучали зубы, и меня унесли почти в бессознательном состоянии.

Потом начался сильный жар, и мать святая Софья сама решила бодрствовать подле меня.

Я слышала, как она говорила врачу:

— Эта девочка — лучшее, что у нас есть, доктор. Она стала бы самим совершенством, если бы приобщилась к таинству елеосвящения.

Слова эти поразили меня, и с того дня я ударилась в мистику.

Наделенная живым воображением и острой чувствительностью, я всем сердцем и умом впитывала христианские предания. Я поклонялась Сыну Божию, а моим идеалом стала скорбящая Богоматерь.

4

Событие весьма незначительное само по себе, которому тем не менее суждено было нарушить спокойствие нашей монастырской жизни, окончательно привязало меня к монастырю, где я решила остаться навсегда.

Парижский архиепископ, монсеньор Сибур, собирался посетить несколько общин. И наша оказалась в числе избранных.

Новость эту сообщила нам мать святая Алексис, одна из старейших, она была такой старой, худой и высокой, что я не только не могла воспринимать ее как человеческое существо, но и вообще как существо живое Она казалась мне до того нескладной, состоящей как бы из одних суставов, что я даже побаивалась ее и никак не хотела подходить к ней.

Итак, нас собрали в большом зале, куда мы обычно сходились по четвергам. И, поддерживаемая двумя послушницами, мать святая Алексис, стоя на небольшом помосте, возвестила нам едва слышным голосом о предстоящем визите монсеньора.

Он должен был приехать в день святой Екатерины, то есть через две недели после сообщения старейшей.

Наш мирный монастырь напоминал теперь улей, куда влетел вдруг шмель. Нам сократили часы уроков, чтобы мы имели возможность плести гирлянды из роз и лилий. Было извлечено откуда-то большое, высокое кресло резного дерева, его почистили, покрыли лаком и так далее. Во дворе вырвали всю траву… уж и не знаю, чего мы только не делали по случаю этого визита!

Через два дня после объявления старейшей мать-настоятельница зачитала нам программу празднества.

Самая юная из монахинь должна была обратиться к монсеньору с приветствием. Это выпало на долю прелестной сестры Серафимы.

Затем Мари Бюге сыграет на фортепьяно сочинение Анри Герца.

Мари де Лакур споет песнь Лоизы Пюже.

Потом мы покажем пьесу в трех картинах, написанную матерью святой Терезой: «Товит, обретающий зрение»[8]. У меня перед глазами — небольшая пожелтевшая, кое-где разорванная рукопись, и я могу разобрать только общий смысл и всего несколько фраз.

Первая картина: Прощание юного Товии со слепым отцом. Он клянется принести ему десять талантов, отданных в долг его родственнику по имени Габелюс.

Вторая картина: Товия засыпает на берегу Тигра. Его охраняет архангел Рафаил. Битва с чудовищной рыбой, напавшей на спящего Товию. После победы над рыбой архангел советует Товии взять сердце, печень и желчь рыбы и беречь как зеницу ока.

Третья картина: Возвращение Товии к слепому отцу. Архангел советует ему натереть глаза отца рыбьими внутренностями. Старик отец обретает зрение. Архангел Рафаил, которому Товия пытается вручить вознаграждение, открывает себя. И с гимном во славу Господа исчезает в небесах.

Маленькая пьеска была прочитана нам матерью святой Терезой в зале, где мы собирались по четвергам. Когда она закончила чтение, мы не могли удержать слез, и матери святой Терезе пришлось сделать над собой усилие, дабы не поддаться — пускай хоть и на краткий миг — греху гордыни.

Я с волнением задавалась вопросом, какая роль достанется мне в этом благочестивом представлении, ибо нисколько не сомневалась, ввиду моего малого возраста, что обязательно получу хоть что-нибудь. И заранее трепетала. Я места себе не находила, руки мои холодели, сердце часто билось, в висках стучало.

Поэтому, когда мать святая Тереза привычно спокойным голосом произнесла: «Девочки, прошу внимания, послушайте, как распределяются роли», я и не подумала подойти поближе, а продолжала, надувшись, сидеть на своем табурете.

Она перечислила:

Старый Товит — Энжени Шармель.

Юный Товия — Амелия Плюш.

Габелюс — Рене дʼАрвилль.

Архангел Рафаил — Луиза Бюге.

Мать Товии — Элали Лакруа.

Сестра Товии — Виржиния Деполь.

Я прислушивалась, не подавая вида, и, когда мать святая Тереза добавила в заключение: «Вот ваши тексты, девочки», меня охватила ярость, я была и возмущена, и удивлена. Каждой из девочек вручили текст этой небольшой пьесы.

Луиза Бюге была моей любимой подружкой. Я подошла к ней и попросила у нее текст, который тут же перечитала с воодушевлением.

— Ты поможешь мне выучить это наизусть?