Моя единственная

Хью как никто другой понимал, что сделать это отчиму будет совсем непросто. Микаэла очень похожа на свою мать, а Джон оказался примерно в том же положении, что и он сам. Красавица креолка обвинила его в том, что он женился на ней по расчету, и не хочет слушать никаких доводов, опровергающих это. Лнзетт убеждена, что в случившемся двадцать лет назад повинен только Джон. За прошедшие годы она свыклась с мыслью, что Джон бросил ее. Почему? Она же сама написала ему ту роковую записку. Сама? А так ли это? Ведь письмо можно и подделать. Хью даже вздрогнул от мысли, неожиданно пришедшей на ум.

— Ты узнал ее почерк и больше уже не разговаривал с ней? — спросил он, наклоняясь вперед и внимательно глядя на отчима.

Джон кивнул.

— Но ты же говорил, что она любила тебя и даже согласилась бежать с тобой. Ты, думаешь, что она уже тогда обманывала тебя?

— Нет, — улыбнулся отчим, и лицо его смягчилось. — Уверен, что ее чувства были искренни. Я долго размышлял обо всем этом и пришел к выводу, что это Кристоф убедил ее отказаться от меня ради семьи. Наверняка он говорил, что замужество Лизетт не только ее личное дело и ей следует подумать о родственниках.

— Но это все твои догадки. А с ней самой ты объясниться не попытался? Просто сжал зубы и уехал в Натчез?

— Ну да, — несколько удивленно произнес Джон. — Особого выбора у меня не было.

— Но если ты не поговорил с самой девушкой, — грустно усмехнулся Хью, — откуда же такая уверенность, что это она прислала к тебе Галланда и Дюпре? Ты абсолютно уверен, что записку, которую тебе показали, писала Лизетт? Я неоднократно слышал, что Рено Дюпре — большой интриган, а про старого Кристофа вообще говорят, что он самого дьявола мог обмануть. Не могло ли случиться, что, узнав каким-то образом о ваших с Лизетт планах, они просто сговорились их разрушить? У каждого из них для этого имелись основания. А судя по тому, что я слышал об этих людях, они могли пойти и па подлог.

Джон застыл как громом пораженный. Он побледнел, затем вспыхнул. Хотел что-то сказать, но лишь беззвучно шевелил губами.

Хью, с трудом сдерживая улыбку, откинулся на спинку кресла.

— Вижу, что подобная мысль тебе в голову не приходила. Но ведь подобное могло быть? Джон удрученно кивнул.

— Какие мерзавцы! — воскликнул он наконец, справившись с собой и вновь обретя дар речи. — Да, это вполне в духе Кристофа и Рено. Я даже могу, пожалуй, точно сказать, от кого они узнали о нашем с Лизетт плане — от ее проклятой французской горничной! Она вечно шпионила за ней и копалась в ее вещах. Лизетт любила Мазетту, так, кажется, звали ту мерзавку, и верила ей. Ха! Доказательств, конечно, у меня нет. Но я готов поставить половину моего состояния, что именно Мазетта сообщила Кристофу о намерении Лизетт бежать со мной.

— И что же ты, поняв это, будешь делать теперь?

— Изменить, к великому сожалению, уже ничего нельзя. Кристоф и Рено в могиле… Но я обязательно поговорю с Лизетт, расскажу ей о наших подозрениях и выясню точно, она написала ту записку или нет. Если послание было подделкой, это и явится лучшим доказательством моей невиновности. — В темных глазах Джона мелькнула искра надежды. — И того, что я всегда любил ее…

— А что ты думаешь о Жане? Может он что-то знать?

— В те дни он был совсем еще мальчишкой, буквально обожавшим Рено, — неуверенно произнес отчим. — Он может н не знать правды. Скорее всего ему сообщили версию, придуманную Кристофом и Рено, в которую он и верит до сих пор.

— Возможно. Но и наша версия — умозаключения, а не факты. Поэтому, прежде чем расследовать дальше, я должен спросить тебя: ты уверен в том, что все произошло именно так, как мы сейчас предполагаем, и Лизетт не виновата?

Уголки губ Джона чуть опустились в грустной улыбке.

— Это и есть главное, что мы должны выяснить, не так ли? — ответил он вопросом на вопрос.

* * *

Ужин в расширившемся составе оказался довольно занимательным. Хотя Хью по-прежнему думал только о взаимоотношениях с женой, он неожиданно почувствовал себя за столом более спокойно, уверенно и обнаружил, к своему удивлению, что присутствие Жана и Франсуа действует на пего благотворно.

Жан вел себя так, что можно было сделать лишь один вывод: он целиком и полностью признает — несносный американец стал теперь полноправным членом его семьи, и он не возражает против этого, равно как и против значительной роли этого американца в компании. Взаимная симпатия, которую неожиданно обнаружили Жан и Джон во время недавней встречи в Новом Орлеане, судя по всему, сохранилась. Хью даже подумал, что отрицательное отношение Жана к американцам могло основываться на разных выдумках, которыми напичкал его в свое время Рено. Кто знает, может, он только сейчас обнаружил, что уроженцы Соединенных Штатов не такие жадные, неотесанные дикари, какими он представлял их себе до сих пор?