Моя единственная

— Обещаете, что не станете кричать, если я освобожу вас? — мягко спросил он.

Лизетт коротко кивнула.

— Вы сошли с ума! — воскликнула она, лишь только получила возможность говорить. — Что вы собираетесь делать? Dieu! Вдруг вас здесь застанут! Что это за важный разговор, который вы не можете отложить до более подходящего момента? — Она принялась подталкивать его к двери. — Уходите немедленно! Вас здесь не должны увидеть.

Джон уперся, и, несмотря на все усилия, сдвинуть его с места Лизетт не смогла.

— Вы не слышите, что я говорю? — торопливо зашептала она. — Нельзя допустить, чтобы кто-то увидел вас здесь. Не дай Бог, придет кто-нибудь из детей. Это же будет настоящий скандал! А если Жан… Dieu! Даже страшно представить его реакцию! Вы немедленно должны уйти!

— О, я с готовностью уйду, — с улыбкой произнес Джон, любуясь раскрасневшимся от гнева лицом своей пленницы, — но только вместе с вами.

— Что? Вы сумасшедший! Бред какой-то! Я никуда не пойду с вами.

— Что ж, хорошо, — с готовностью ответил Джон, поудобнее устраиваясь на небольшом стуле возле стеклянных дверей и скрещивая руки на груди. — Раз вы не можете отправиться со мной немедленно, я готов ждать здесь до тех пор, когда вы будете готовы.

— Вы пьяны? — прошипела Лизетт. — Конечно, только пьяный или безумец может совершать такие поступки!

— Напротив, я совершенно трезв, и поступки мои вовсе не безумные, — твердо произнес Джон. — Другое дело, что это поступки человека, чье терпение иссякло. Я хочу говорить с вами, говорить откровенно и наедине. И я не уйду отсюда до тех пор, пока вы не дадите согласие на это.

Лизетт затравленно огляделась по сторонам. Если кто-нибудь, пусть даже слуга, войдет сюда!.. Взгляд упал на подол полупрозрачного пеньюара, и она только сейчас поняла, что практически не одета. О Боже! Надо как можно быстрее решаться на что-то. Она невольно посмотрела на незваного гостя. Надо признать, что, несмотря на столь ранний час, Джон, в отличие от нее, выглядит великолепно. Взгляд живых карих глаз был ясным и спокойным, подбородок и щеки гладко выбриты, волосы тщательно уложены, а серебристые виски придают лицу особое обаяние. Отлично скроенная замшевая куртка и узкие кожаные брюки подчеркивали ширину плеч и стройность фигуры. Да, для мужчины своего возраста он очень красив. Лизетт с горечью подумала, что любой, заставший такого мужчину в ее спальне, сделает вполне определенный вывод.

Лизетт тряхнула головой, стараясь вернуть мысли в нужное русло. Не думать о его красоте, а найти что-нибудь тяжелое и трахнуть по голове — вот что сейчас нужно. Она резко вскочила на ноги и заметалась по комнате. Наконец она остановилась, сделала глубокий вдох и спросила:

— А если я пойду с вами, вы дадите слово, что больше не станете преследовать меня?

— Если пойдете со мной и согласитесь поговорить о том, что случилось более двадцати лет назад, — да.

— О Боже! Что тогда случилось, вам и мне прекрасно известно — вы бросили меня!

— Да, я думаю примерно так же, с той только разницей, что в положении брошенного оказался я. Вы жестоко обманули меня!

Лнзетт удивленно посмотрела ему в лицо.

— Я никогда не обманывала вас, — произнесла она, чувствуя, как от обиды сжимается сердце. В этот момент из коридора послышалось позвякивание фаянсовой посуды, которую нес на железном подносе кто-то из слуг. — Здесь мы не можем продолжить разговор, — испуганно сказала она, понизив голос, — кто-нибудь обязательно помешает.

— В этом я с вами согласен. Поэтому предлагаю побыстрее переодеться в платье для верховой езды и отправиться со мной.

Лизетт обожгла его сердитым взглядом, но упрямо приподнятый подбородок Джона дал ей понять, что иного выхода нет. Сердито бормоча что-то, она подошла к шкафу, извлекла из него костюм для верховой езды, затем, обиженно поджав губы, прошла за ширму. Через несколько минут она появилась уже одетой.

— Я готова, — сообщила она, не скрывая раздражения. — Мы можем идти?

Улыбающийся Джон поднялся со стула и галантно поклонился.

— Вы позволите, мадам? — произнес он, предлагая ей руку.

Больше всего Лизетт хотелось залепить ему пощечину, но она лишь сердито фыркнула и направилась к двери. Успокоило немного лишь то, что спальню они покинули. Молча она шла рядом с Джоном, совершенно не представляя, что ожидает ее впереди. Они спустились по широкой лестнице во двор, где стояли оседланные лошади. Он помог ей усесться на небольшую гнедую кобылку и ловко запрыгнул в седло более крупного коня.

Лошади сразу пошли быстрой рысью, дом и окружающий его сад вскоре остались позади. Джон облегченно вздохнул, поверив наконец, что план его начинает исполняться. Впрочем, судя по каменному лицу скакавшей рядом Лизетт, самое трудное было еще впереди.