Моя единственная

Если она хотя бы вскользь подумает, что я должна была заботиться об Остине и поэтому мои брат и невестка мертвы, я могу закричать.

— Мама…

— Нет, послушай, я думаю, что то, что ты отдала Остина, было правильным выбором — единственным выбором. Ты не была готова, а Хейзел и Джасперу нужен был ребенок, которого можно любить. Это был план. Это было невозможно, трудно и правильно. Но, как и то, что теперь ты будешь рядом с ним. Вы с Шоном сможете помочь ему пройти через это так, как не смогли бы мы с твоим отцом.

— Мы и не должны были. Этого не должно было случиться.

Она кивает и смотрит назад сквозь жалюзи.

— Я не должна хоронить своего сына… — мама поворачивается ко мне, мягко улыбаясь. — И я рада, что тебе тоже не придется узнать, каково это. Доверься своему сердцу, Девни.

Она целует меня в щеку, а затем уходит в сторону медпункта. Я стою, ошеломленная и не в силах пошевелиться, потому что у нас только что был разговор, который не закончился ссорой, и она защищала Шона. Я знаю, что он хорошо ко мне относится, но так было всегда. Я никогда не волновалась, когда он рядом, потому что Шон просто… любит. Это не значит, что теперь у нас все будет хорошо. Сейчас, как никогда, я должна подумать о будущем. Мы не можем принимать судьбоносные решения, когда в нашей жизни нет ничего надежного.

Медсестра выходит.

— У него все хорошо. Мы подготовим его к выписке завтра рано утром.

— Спасибо.

Трепет наполняет мой желудок, а в горле появляется тошнота. Завтра мы должны вернуться домой и начать это новое путешествие, а я не знаю, как в нем ориентироваться. У нас с Остином были самые замечательные отношения, потому что мое место в его жизни всегда было ему понятно. Я была его тетей. Со мной было весело, я водила его в разные места, покупала ему вещи и утешала. А теперь я стала родителем. Джаспер всегда шутил, что мне досталась хорошая часть сделки, и так оно и было. Я была частью его жизни в самом лучшем смысле этого слова. Динамика должна измениться, и я хотела бы, чтобы у меня был он, чтобы сказать мне, что делать. Но его больше нет, и я должна сама разобраться в этом. Я уже не маленькая девочка, и они доверили мне воспитывать его, если их не станет.

Я открываю дверь, и Остин поднимает голову.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашиваю я.

— Мне больно.

— Так и должно быть.

Его глаза наполняются слезами.

— Я скучаю по ним.

— Я тоже, — говорю я, сжимая его лицо в своей ладони. — Я так по ним скучаю.

— Доктор сказал, что завтра я могу ехать домой.

— Да, а ты…..ты знаешь, куда бы ты хотел поехать? — мой голос дрожит. — Я могу переехать в твой дом, чтобы тебе не пришлось уезжать.

Он быстро качает головой.

— Я не хочу туда ехать.

— Почему?

Остин вытирает лицо.

— Потому что их там нет.

О, мое сердце может разбиться еще больше.

— Хочешь поехать к Шону?

Он поворачивается ко мне, в его заплаканных глазах впервые с тех пор, как он очнулся после операции, появилась надежда.

— Мы можем?

— Конечно, можете, — голос Шона наполняет комнату властью.

Я поворачиваюсь и смотрю на него, пока он идет к нам.

— Если твоя тетя не против.

Глаза Остина сияют.

— Я бы предпочел поехать к нему домой.

Я и сама думаю, что именно так бы ответила. В голове звучат мамины слова о том, что нужно доверять своему сердцу.

— Хорошо, но в какой-то момент нам придется вернуться. Например, когда Шон вернется во Флориду.

— Я знаю.

Шон кладет руку мне на плечо и сжимает.

— Мы разберемся с этим — вместе.

Я стараюсь не поддаваться эмоциям, но их невозможно игнорировать, поэтому я прислоняюсь головой к его груди и позволяю его силе наполнить меня. Он держит меня, и он не даст мне упасть.

* * *

Я провожу рукой по своему черному платью и снова вытираю глаза. Водостойкая тушь для ресниц — это просто ужас. Количество слез, которые я выплакала, могло бы заполнить океан.

— Я никогда больше не увижу своих родителей, — говорит Остин, глядя на гробы, стоящие над ямами.

Переживать это слишком тяжело. Я не могу избавить его от боли. Все, что я могу сделать — это держать его за руку и пытаться помочь ему справиться с этим. Прошлой ночью он заснул в моих объятиях, намочив мою футболку, когда плакал о моем брате. Мне ничего не оставалось делать, как обнять его и плакать вместе с ним. В какой-то момент пришел Шон, перенес Остина, а меня отнес в нашу кровать. Мы все знали, что сегодня будет тяжело, но это была мука.

Я зачесываю назад темно-каштановые волосы Остина.

— Они любили тебя. Очень сильно.

Он кивает.

— Я просто хочу вернуть их, но они ушли.

— Я знаю, что сейчас это тяжело, но мы никогда не позволим себе забыть, какими замечательными они были. Хорошо? Мы будем помнить, как нам было весело и как нам повезло, что мы любили их и были любимы ими.

Остин фыркнул.

— Я не хочу возвращаться домой, но я волнуюсь за животных.

Шон приседает так, что они оказываются лицом к лицу.

— Не хочешь привести свою лошадь в наш сарай? Она будет с Хэдли, и мы сможем лучше за ней присматривать?

— Да. Мне нужно, чтобы она знала, что не одинока.

В каждом слоге столько боли, что это подчеркивает его основную мысль. Он чувствует себя одиноким.