Моя Ева

Растения поблизости стали обращать на него внимание, в их шелесте и обеспокоенных колебаниях Алекс уловил разговор, общение. Побеги приблизились, прикоснулись к его лицу. Хлынули в глаза, уши, рот, нос, стали впитываться в кожу, врастать в шею и плечи, между пальцами, сквозь тонкую ткань проникая внутрь. Через голубые русла вен на запястьях зелёные нити устремились в его тело. Алекс закричал, захрипел, забулькал, размахивая руками, попытался содрать с себя атакующую зелень. Упал на пружинящий зелёный настил и стал бессмысленно кататься по трепещущей воздушной почве. Он ощущал, что растительная магия все глубже вгрызается в его бестолковое беззащитное тело. Когда свет погас, он испытал неведомое ощущение полноты и целостности, погружаясь в окончательное небытие. Ветви обнимали, побеги совершенствовали плоть, шелест листвы что-то говорил ему. Алекс тянулся к ускользающему понимаю. Что это? Что? Имя, вдруг понял он. Говорящий огород повторял это Имя снова и снова.

Ева небрежно выдернула его из объятий изумрудного кокона. Встряхнула, как тряпичную куклу, сняла паутину стебельков с кожи, вынула побеги из глаз, носа и рта. С взвизгом отвращения отбросила их подальше. Частицы крови и слизи разлетелись в стороны. Алекс снова повалился на землю.

Ева брезгливо скривилась и отодвинулась.

Обычно они так себя не ведут, смертные их не интересуют. Олерео вем, хертэ. Неа хик. (Отпустите его, довольно. Не тот) Обратилась она к взбесившейся растительности. Лес затаился, выжидая. Хертэ, рявкнула Ева. И вытерла руки о ближайший мокрый лист.

Алекс поднял на неё окровавленное лицо. В этот момент он больше всего желал свернуть ее светящуюся шею и хрен с ним, замыслом Творца. Ева прочла настрой в его глазах, удивлённо-язвительно вскинула брови и невинно пожала плечами.

Что ж, Дома полно странностей. Нам пора. Бросила она, направляясь куда-то дальше.

Алекс встал на четвереньки, неуверенно пошатнулся и тут же рухнул обратно на присмиревший лесной ковер. Перевернулся на спину, утер с лица последствия слияния с природой, воткнул колосок в уголок рта и принялся мстительно жевать его, уставившись в неопределённо далекую лазурь. Раздался щелчок пальцев, его подкинуло на ноги и потащило вслед сияющей прародительнице всего человечества.

Живые райские сады сменились обычным пышно растущим лесом. Алекс немного оправился и дальше зашагал сам. С трудом ускорившись, он догнал Еву и постарался впредь попадать след в след, не задерживаясь и не отклоняясь от линии ее шагов. Он не задавал вопросов, раздавленный и парализованный происходящим, просто плелся позади.

Вскоре Ева заговорила сама. Мы были здесь давно и бесконечно. Мы с Адамом. Слышал про такого? Опять эта возмутительно интимная ухмылка. Как овощишки, тусили целыми полихронами на пушистой траве. Радовались солнышку, гладили, хмм, назовём их, крольчишками, пожалуй. Ева сползала в воспоминания, голос ее менялся, свечение растекалось и тлело.

Пока других расщепляло в ничто в битве за владычество света, пока другие спасали целые родные миры или горестно прощались с поглощенными тьмой планетами и утраченными параллельными вселенными. Мы предавались томной неге. Спали и ели, а сок душистых фруктов стекал по нашим пальцам. Мы ловили капли горячими языками. И не чувствовали ничего, кроме умиротворения.

Адам обладал изумрудной силой, а я сияющей. Он расцветал в моем присутствии, я же, чувствуя себя нужной, светила тысячей солнц. Когда мы обнимали друг друга, наши объятия становились Древом. Во всех пластах, юдолях энергий и материй. Древом, цветущим и сияющим одновременно во слиянии наших магий. Бесконечно могли мы наслаждаться полнотой и незамысловатостью бытия. Цветы сменялись завязью, пухли, наливаясь плодами, мы баюкали их песнью счастливой вселенной, ибо не|ведомо было нам, а они отрывались от нас, ниспадая на землю. Но вскоре растворялись и впитывались в наш древокровоток, циркулируя в цикле истинной жизни. Раз за разом. Без конца и начала, в вечном самодостаточном запаянном на самое себя духовном процессе.

Но Отче не был безмятежен. Все, чего он хотел, заключалось в нашем изолированном мирке. Он и был этой жизнью, порождаемой и принимаемой нами, он струился в наших потоках, дышал нашим единением, Он – Жизнь и Цикл, Свет и Энергия, Душа всего сущего, Суть всего Одушевленного. Он жаждал лишь циркулировать в нас, рождаться, умирать, воскресать и возноситься. Но извне рвали его на части. Тьма наступала. Молитвы возносились каждый миг, ежехронно бесчисленные сонмы душ нуждались в его помощи и внимании.

Пока она говорила, по обе стороны пути стирались очертания. Темная туманная взвесь теперь отделяла узкую полоску каменистого грунта, по которому они шагали от массивного ничто. Растительность исчезла. Небо тоже. Чуть дальше дорогу стали пересекать борозды странной пустоты.

Ева встрепенулась. Кстати, о рвали на части. Дорогой, извини. Не лучшая тропа для человека из плоти и крови. Пусть и мёртвой.