Моя еврейская бабушка (сборник)

«Он нарочно смеется, чтобы поддразнить меня, – подумала Наташа, пытаясь держать себя в руках, чтобы не вспылить, – кстати, ничего необычного в нем нет, среднестатистический мужчина, как все. Я придумала его, создав удобный портрет в своем воображении. В такого нельзя влюбляться. С ним постоянно нужно держать ухо востро. Он всегда под напряжением. С ним невозможно расслабиться ни на минуту. Интересно бы знать, что он думает обо мне. Наверное, считает меня круглой дурой. А я и есть дура, распустила слюни при виде красивого мужика. Правильно Макеева говорит, такому только нажива важна. Все остальное его не волнует. Любовь, мистика, чувства – это не про него. У него в уме твердый расчет. Во всем и везде. Гнев, усмешка, вопросы, ответы – все рассчитано. Но он не рассчитал свои родственные чувства, пойдя на поводу у отца, а его подло подставили. Да. Его подставили. Подлейшим образом. Я не верю, что он хотел умыкнуть эти несчастные миллионы. Зачем они ему? У него оборот покруче, чем у олигарха средней руки, что-то около миллиарда. Да и не стал бы этот расчетливый человек пачкать свою репутацию настолько нагло и открыто. Что-то здесь не то, опять у меня не сходится дебет с кредитом. Следовательская бухгалтерия опять меня подвела. Баланс не сходится. А вдруг я не права? Вдруг для него и один миллион важен, а ради сотни тысяч рублей он пойдет, не задумываясь, на мокрое дело, всякое ведь бывает. В чужую голову не влезешь. А мой папа не прав по обыкновению, ведь знал, что у меня под следствием сын Сырца. Папа не хочет влезать в мои дела, а я очень не люблю, когда кто-то вмешивается в мою жизнь. В итоге я получила то, что хотела. Меня оставили один на один с жизнью, и теперь я не знаю, как поступить правильно, чтобы позже не сожалеть о своих поступках. Я имею право на любовь, на решения, на выбор, имею, но не могу воспользоваться всем этим богатством потому, что боюсь. Я боюсь! И это нормально. Нет, это ненормально. Мне категорически нельзя бояться. В моих руках жизнь этого человека. У меня есть на него полномочия. Я могу лишить его свободы, здоровья, денег и даже жизни. Могу любить, а могу возненавидеть лишь за его смех. От любви до ненависти один шаг. Но он слишком короткий. Но я должна решить, что с ним делать дальше, а я не знаю, что делать, может, оставить его в Крестах? То-то Макеева будет счастлива. Так выпустить? Тогда Макеева непременно убьет меня. А черт с ней, с Макеевой, она одинокая старая дама, как-нибудь разберусь с ней. А что мне делать с этим джентльменом?».

Коренева сидела прямо, не двигаясь. Она пыталась посмотреть на ситуацию сверху, снизу и сбоку. Современные мудрецы из области психологии советуют смотреть на жизнь, как на игру, высматривая ее со всех сторон. Кажется, большая игра уже началась. Можно подглядывать за собой хоть в замочную скважину.

– Семен, остановитесь, – взмолилась Наташа, – прекратите ерничать. У нас мало времени.

– Пожалуйста, я молчу, – сказал Семен и сник, он опустил голову и мигом превратился в страдающего узника.

Наташу передернуло. Не разгадаешь его, когда он играет, а когда и впрямь страдает.

– Скажите, Семен, зачем вы дали Лащу свою печать? Вы так крепко доверяли ему? – сказала Наташа, неторопливо перелистывая страницы уголовного дела.

Если бы в эту минуту в комнату заглянула Макеева, она была бы счастлива. Сериалы отдыхают. Классический сюжет из жизни правоохранительных органов – сидит сотрудница напротив обвиняемого, задает ему умные вопросы и одновременно тонкими пальчиками перелистывает дело. Чудная картинка. Узник и палач эпохи двадцать первого века.

– Я ему не доверял, с чего вы это взяли, – удивился Семен, – он воспользовался электронной печатью втайне от меня. Я никому не доверяю. Даже отцу.

Наташа поежилась. Сложно жить в атмосфере извечных тайн отцов и детей. Никто никому не доверяет. Она тоже не верит своему отцу. И он не сказал ей про Сырца, зная, что она расследует дело, касающееся его сына. Коренева чихнула, здесь кругом сквозняки. Кажется, она простудилась. Она искоса взглянула на часы, телефон мигал без остановки. Время застыло. До конца допроса оставалось двадцать пять минут.

Часть вторая. Водочный барон