Моя еврейская бабушка (сборник)

Сырец застал рабочих врасплох, они стояли у огромного чана и о чем-то горячо спорили. Судя по их жестикуляции, в цеху назревала большая буча. Сырец подошел сзади, прислушиваясь к обрывкам слов, но ничего не понял. Лишь подойдя ближе, догадался, что произошло. Один из местных выпивох перегнулся в чан, чтобы зачерпнуть готового пива, но не рассчитал свои силы и свалился в кипяток. Сырец внутренне похолодел. Он не ожидал, что его карьера закончится столь бездарно и не в срок. Труп в пивном чане означал крах длительного материального благополучия. Теперь придется вызывать участкового инспектора, он опишет ситуацию, после чего вызовет санитаров и отправит труп в морг, а на Сырца возбудят уголовное дело. От трупа трудно будет откупиться. Начнутся выяснения, дескать, откуда взялись «левые» ящики с пивом, станут копаться в бумагах, в них нароют кучу нарушений, немедленно вызовут СЭС, а администрация мигом сдаст Сырца, почуяв нелады в незаконном бизнесе. От круговой поруки просто так не отмыться. По этой статье многим светит высшая мера. Всех расстреляют, невзирая на лица. Старые заслуги не в счет. На дворе семидесятые годы. Сплошной застой. Он завис над страной тяжелым маревом.

– Чан набок, пиво выпустить, труп вытащить, – деловито распорядился Сырец, – участкового вызвали?

– Да, – кивнул кто-то из рабочих, – давно вызвали, должен сейчас подойти.

– Где уж там «сейчас», жди его часа через три, а то и все пять, – возразил самый строптивый.

Спорщик больше всех возмущался порядками на заводе, доказывая, что любой из рабочих мог оказаться в чане с горячим пивом. Сырец согласился. Нет предмета для спора. И впрямь, каждый норовит упасть в благословенную жижу и забыться в ней навсегда. Но это дело добровольное. Некоторым не с руки тонуть в пивном чане.

Сырец раздумывал, стоя возле опустевшего чана. Если он не придет на свадьбу, его проклянут родственники. Страшно, все-таки, еврейское проклятие живучее, зависнет в веках, потом живи с ним и мучайся. И Аркаша не простит. Свадьба – дело святое, а подлость – не самый лучший подарок молодым.

– Ждите участкового, а я пока сбегаю тут в одно место, через часок прибегу обратно, только не расходитесь, – сказал Сырец и заторопился на встречу с чужим счастьем.

Володя знал, что после его ухода от рабочих не останется и следа. Единственным свидетелем будет он сам, но лучше уж самому представить властям чрезвычайную ситуацию, изобразив ее в виде неизбежности несчастного случая на производстве. Но в его душе поселилась тревога. Сырец понял, что это его последний день на заводе.

К приходу Сырца свадьба вошла в очередной круг веселья. Мероприятие из разряда третьей степени уважения к гражданским приличиям находилось в самом разгаре. Столы ломились от угощения. Сборное застолье все и всех перемешало, кошерная еда стояла наравне с обычной, тарелки с кугелем и цимесом налезали на блюда со студнем и салатом «Оливье». Гости разных национальностей вконец устали от плясок и песен, они сыто поблескивали пьяненькими глазками, возбужденно дышали и смеялись прерывистым громким смехом. Всем хотелось чего-то свеженького, обильное угощение уже не вызывало аппетита, бурное веселье утомляло, а счастье молодых мало кого интересовало. Сырец кисло поздоровался с Аркашей, заодно познакомился с невестой, тщетно пытаясь вызвать в памяти детский девчоночий образ, но у него ничего не вышло. Память безмолвствовала – невеста была пышной и сдобной, словно только что народившаяся луна, ничего девчоночьего в ней не наблюдалось. Аркаша спросил Сырца, дескать, доброе слово-то молвишь?

– Не могу, Аркаша, у меня неприятности на работе, странно, что они случились именно сегодня, когда у тебя такой торжественный день, – сказал Сырец, опускаясь на свободный стул, стоявший у двери, – я немного посижу тут и побегу на работу. У меня дела.

Аркаша злобно сверкнул глазами и потащил невесту к гостям, они требовали, чтобы новобрачные срочно исполнили жестокий экзерсис под названием: «Горько-горько-горько-горько…». Экзерсис затянулся. Сырец бездумно сидел на колченогом стуле, размышляя о превратностях судьбы. Общепитовская столовая вмещала в себя огромное количество людей, все натужно веселились и плясали, безжалостно растрясая желудки, до отказа переполненные жирной едой и щедрой выпивкой.

– Вован, ты чего здесь сидишь? – сказал Семеныч, наклоняясь над Сырцом. Он был отцом той самой школьной подружки невесты, имя которой поначалу забыли внести в списки гостей.

– Семеныч! Ты ли это? – воскликнул Сырец, вскакивая со стула.

Володя не ожидал увидеть старика, которого он любил всей душой, на неприятном для него мероприятии. Старик был неприкрытым антисемитом.

– Я, я это, а как ты, где сейчас работаешь? – сказал Семеныч, прикуривая перегнутую пополам «беломорину».

– Да, тут, недалеко, на одном заводе, – поморщился Сырец, – нормально все у меня.