Моя Европа

Позже я сводил его на заседание Парламента в Палате Общин. Собрание оказалось скучным и проходило при полупустом зале. Но даже если бы разгорелись словесные баталии и накалились бы страсти, на Карахана это не произвело бы впечатления. Его интересовал только Уимблдон, и он постоянно смотрел на часы. Через полтора часа мы вышли из здания Парламента, я посадил его в такси и попрощался. Последними словами Карахана ко мне были: «Au revoir! До встречи в Москве!». Спустя два года он пал очередной жертвой сталинской подозрительности и мстительности. Не знаю, был ли этот светский коммунист в чём-то действительно виновен или нет. Склонность к заговору не являлось чертой его характера. Думаю, что его погубила беспечность и неосторожность в разговорах. Одно неосмотрительное высказывание – и на Карахана мог быть составлен донос секретным информатором или завистливым коллегой, метящим на его место.

Не могу утверждать, что Василий Георгиевич Чичерин стал моим другом, хотя с ним мне пришлось иметь дел больше всего http://en.wikipedia.org/wiki/File:Bundesarchiv_Bild_102-12859A,_Georgi_Wassiljewitsch_Tschitscherin.jpg. Как бывший профессиональный дипломат, прекрасно говоривший на французском, английском и немецком языках и знакомый с правилами дипломатических приёмов, Чичерин оказался ценной находкой для молодого Советского правительства. С покрасневшими глазами, песочными усами, остроконечной бородкой и опущенными плечами он выглядел полуголодным и измотанным работой. Так оно и было. Ради идей социализма он отказался от всего, что имел, и целиком посвятил себя работе.

Во время переговоров он ничего не упускал, насмешливо слушал собеседника и никогда не принимал решения, не посовещавшись с Лениным, на которого смотрел как преданная собака. (То есть Чичерин был человеком Ленина и не вызывал у Локхарта симпатий ("преданная собака"). А Карахан был человеком Троцкого - и тут другое отношение. Прим. ред.) Только когда он говорил о Ленине, в нём проступало что-то человеческое. В остальное время Чичерин напоминал автомат и словно привязанный сидел за своим рабочим столом до раннего утра. Он занимал маленькую комнату в старом бревенчатом доме недалеко от Кремля и почти весь свой паёк отдавал пожилой женщине, бывшей проститутке, жившей в соседней комнате. Февральская революция застала Чичерина в Лондоне, в эмиграции, и он сразу стал Секретарём Организации по возвращению политических эмигрантов. Британские власти подвергли его аресту и посадили в Брикстонскую (Brixton prison) тюрьму. Там он находился до ноября 1917 года, после чего ему разрешили вернуться в Россию. Большевики потешили своё тщеславие. Сегодня их официальная Энциклопедия утверждает, что Чичерин был обменён на Сэра Джорджа Буханана, являвшегося в то время британским послом в России.

За всё время моего знакомства с Чичериным он носил один и тот же ужасного вида жёлтый твидовый костюм, в котором приехал в 1917 в Россию году прямо из английской тюрьмы. Пиджак в пятнах и разводах болтался на нём как куль. Брюки, мешковатые и вытянутые на коленях, давно потеряли свою первоначальную форму. По-моему, этот костюм уже не мог быть визитной карточкой безукоризненного английского покроя.

Между прочим, по этому поводу Карл Радек очень удачно подшутил над Чичериным. Поскольку Советское правительство набирало силу и стало входить в контакты с другими государствами, некоторые коммунисты стали намекать Чичерину, что ему следовало бы одеваться солиднее для приёмов иностранных послов. Хотя он и не любил всё английское, но расставаться со своим костюмом не собирался. Получив одобрение Ленина, Радек достал новыё пиджак, жилетку, брюки в полоску, белую рубашку со стоячим воротничком, галстук и отличные кожаные туфли. Пока Чичерин спал, Радек бесшумно проник к нему в комнату, положил на стул новые вещи и унёс старый жёлтый костюм. Затем Радек быстро вернулся в Кремль, позвонил оттуда Чичерину и сказал, что его срочно вызывает Ленин. Наконец, после долгого ожидания прибыл сильно смущённый Чичерин в новом одеянии, с чем его все тепло и поздравили. Так закончилась история жёлтого костюма.