Моя Европа

Из всех друзей до сегодняшнего дня дожила только Мура. Она получила английское гражданство, у неё много знакомых в этой стране, и она ведёт интересную и насыщенную жизнь. Но мало кто может представить её в те революционные годы, когда она находилась в расцвете своей молодости и красоты, полную кипучей энергии, безразличную к утере родительского состояния, хорошо образованную и смышлёную; с тёмными кудрявыми волосами, бесстрашными глазами, сверкавшими достоинством и необузданной смелостью.

Я часто встречаю её. В отличие от многих русских эмигрантов, удручённых сложной и долгой жизнью вдали от родины, она по-прежнему сохранила бодрость духа и всегда готова прийти на помощь. У неё широкие интересы, и потому, что она прежде всего думает о других, а не о себе, ей удаётся легко переносить собственные трудности.

Мы редко вспоминаем молодость, наши счастливые дни безвозвратно ушли. В жизни очень полезно никогда не возвращаться в прошлое, но 18 марта 1936 года мне пришлось нарушить это правило. В 10:45 вечера я приехал в Париж с Ривьеры. Только я успел переодеться, как зазвонил телефон. Это была Мура. Она вежливо спросила, не мог бы я срочно прийти в дом 72 по улице Rue de la Fondarie. Я отправился по указанному адресу и нашёл Муру в русском кабаре в окружении её сестры с мужем, княгини Кочубей и князя М. Языкова, бывшего российского дипломата. Помещение оказалось тесным и мрачным, тускло горящие фонари отбрасывали крючковатые тени на низкий потолок. Как только я вошёл, молодая русская девушка с остекленевшим взглядом допила стакан водки и, покачиваясь, вышла. Мы остались единственными посетителями. Я присел к столу с каким-то тревожным чувством. Не успев отдохнуть после приезда, мне совсем не хотелось ударяться в воспоминания. Три исполнителя на сцене, казалось, не смогут улучшить моего настроения. Но я ошибся. Высокий пианист, бывший аристократ, а теперь эмигрант, воспроизводил восхитительные звуки на стареньком пианино. Талантливым оказался и гитарист. Под его гитару пела цыганские романсы благородного вида пожилая дама в простом чёрном платье с полинявшим кружевным воротничком. Её лицо было сильно напудрено. Длинная нить искусственного жемчуга составляла единственное украшение. Голос певицы просто очаровывал. Её глубокое трепетное контральто, присущее настоящим цыганкам, ностальгически уносило в прошлое. Последним исполнением стало сочинение Вертинского «Молись, кунак»:

Молись, кунак, в стране чужой.

Молись, кунак, за край родной.
Молись за тех, кто сердцу мил,
Чтобы Господь их сохранил.
Пускай, теперь мы лишены
Родной семьи, родной страны.
Но верим мы, настанет час,
И солнца луч блеснёт для нас.
Молись, кунак, чтобы Господь
Послал нам сил, чтоб побороть,
Чтобы могли мы встретить вновь
В краю родном мир и любовь.

Эта песня, в угоду Советскому правительству запрещённая парижским радио, звучала жалобно и брала за самое сердце в мрачном свете маленького кабаре. Я вспомнил Есенина, златокудрого крестьянского поэта, чей искромётный гениальный талант потрясал Москву в первые годы революции:

Гитара милая,

Звени, звени!
Сыграй, цыганка, что-нибудь такое,
Чтоб я забыл отравленные дни,
Не знавшие ни ласки, ни покоя.

Я взглянул на Муру. В её глазах, устремлённых в потолок, стояли слёзы. Цыганские романсы разбудили в нас воспоминания. Но дороги назад больше не было.

Глава 5. ВОСПОМИНАНИЯ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ПОРТРЕТЫ.

Часто говорят, и в этом есть доля правды, что время от времени приятно иметь с Россией дело, но жить в ней сложно, а заниматься бизнесом вообще невозможно. Объяснение надо искать в особенностях русского характера, способного совмещать в себе необычайную щедрость с осмотрительностью, искренность и подозрительность, приверженность традициям и неверие, доброту и первобытную жестокость. (Объяснение надо искать в ранге номенклатуры Евреонала, по которой он отводит Росси роль энергетического и минерального ресурса англо-язычнного еврейства. Прим. ред.)

Я лично всегда поражался широте русской души, и хотя с 1918 года не бывал больше в России, не переставал интересоваться судьбами тех политиков, поэтов, актёров и художников, с которыми когда-то свела меня судьба.