Моя фиктивная жена (СИ)

На обед были рыбные стейки с лимоном и розмарином в сопровождении черного риса. Войдя в дом, я почувствовал аромат специй — легкий, дразнящий, очень южный — и надеялся, что Хельга не восприняла мои слова про «чуточку» всерьез: еды, которая пахнет так ярко, можно было съесть целую гору. Заглянув в свой кабинет и приложив чек за отправку артефакта к остальным документам, я сменил выходной сюртук на домашний, обновил одеколон за ушами и вышел в столовую. Хельга как раз разворачивала гнезда из фольги, освобождая нежнейшее розовое мясо лосося, которое так и звало скорее приступить к трапезе.

— Выглядит очень заманчиво, — одобрил я. Хельга кивнула, и я невольно отметил, что она взволнована и всеми силами пытается это волнение скрыть.

— Как ваш нос? — спросила она, выставляя передо мной тарелку. Компанию рису составляли перцы и помидоры, щедро умасленные пикантным соусом, и я подумал, что растолстею, и это судьба.

— Все в порядке, подлатал его заклинанием.

Домовой мягко скользнул у меня под ногами, прошел к Хельге и, запрыгнув на одну из кухонных тумб, сообщил:

— Между прочим, она плакала. Как пришла, так и заплакала.

Хельга обернулась к домовому, и я мог поклясться, что ее глаза мечут молнии.

— Молчи! — замахнулась она на него полотенцем. — Молчи, паразит ты этакий!

Домовой мурлыкнул, спрыгнул с тумбы и был таков — нырнул в щель в пространстве. Хельга принялась аккуратно складывать полотенце, и я заметил, что домовой прав: да, она плакала. Припудрила лицо, но следы еще видны.

— Что случилось? — спросил я. — Вас кто-то обидел?

Хельга села за стол, взялась за ложку и, положив на свою тарелку небольшую порцию овощей, ответила:

— Да так. Рассуждаю над извечным вопросом о том, всегда ли цель оправдывает средства. Знаю ответ, но не знаю, почему он причиняет боль.

Лосось оказался выше всяческих похвал. Я не очень любил рыбу, считая ее сухой, но то, что приготовила Хельга, так и истекало нежными соками.

— Кажется, я знаю, кто вас так расстроил. Мои родители устроили какую-то пакость.

Хельга едва заметно качнула головой. Так я и думал.

— Предложили издать все мои книги у «Геллерта и Маркони». Гонорары, книжный тур по королевству, потом адаптация для театра.

Судя по тому, как покраснели ее веки, Хельга отказалась. Надо же. Я не знал, что и думать, это было настолько не-эльфийское и не-гномье поведение, что невольно становилось не по себе от того тепла, что разливалось в душе. От него хотелось улыбаться и петь, словно сейчас было не бабье лето, а весна, когда вся природа вдруг взрывается зеленью и жизнью.

— И вы отказались.

— Да. Отказалась.

— Могу я спросить, почему? — поинтересовался я. Хельга наколола на вилку кусочек перца, отложила ее на край тарелки. Она выглядела одновременно потерянной и очень гордой, словно щедрое предложение моих родителей оскорбило ее до глубины души.

Эльфы всегда рассуждают просто: нет того, кого нельзя купить — надо лишь предложить то, о чем он мечтает. Должно быть, отец сейчас не может прийти в себя от изумления. Какая-то гномка, грязь земная, отказывается от его даров!

Невероятно, да.

— Потому что вы отнеслись ко мне не так, как остальные эльфы. Не так, как мои сородичи. Люди сказали бы, что по-человечески, — негромко отчеканила Хельга. — Вы меня спасли от змея и не смеялись, когда узнали, что я пишу книги. Я понимаю, что вы сказали про нашу свадьбу просто, чтобы позлить отца. И понимаю, что мой отказ от ненастоящей помолвки — это так, пустяки. Это не предательство.

Она сделала паузу и добавила:

— И все равно это предательство. Потому что тогда они возьмутся за вас и дожмут. А я понимаю, чего стоит ваша гордость и свобода.

Я хотел было потереть ухо — убедиться в том, что услышал именно то, что было сказано. Конечно, если Хельга писательница, то она способна проникать в чувства других. Но она была гномка — и неожиданно поняла меня, эльфа, того, к кому должна чувствовать неприязнь.

Я ей, по большому счету, никто. Просто дал работу, пожалев девчонку на ступеньках ювелирного магазина, которая всеми силами сдерживала слезы. Спас от бервенунского змея — ну мало ли, всякое бывает. Но она испытывала искреннюю благодарность и не менее искреннее душевное тепло — и не хотела предавать даже понарошку. И я понимал, что мое собственное сердце тоже движется к ней навстречу — и не знал, пугает меня это или радует.

Нет такого писателя, который не мечтал бы об издании у «Геллерта и Маркони». Мои родители знали, куда надо нанести удар — и сейчас были потрясены так же, как я. Хельга просто не могла отказаться — и отказалась.

Наверно, все дело в том, что в мире бывает настоящая дружба и порядочность. Все-таки бывает. И появляется вот так, вдруг, запросто, когда один просто берет и протягивает руку другому.

— Ваши книги обязательно издадут, — твердо сказал я. — Можете даже не сомневаться. Вы непременно этого добьетесь, Хельга. Честным трудом. «Геллерт и Маркони» сочтут за честь выставить ваши романы у себя в магазинах. Я уверен в этом.

В ее глазах сверкнули веселые искры — Хельга улыбнулась и ответила: