— Наверно, об этом надо спросить поселкового старосту. Но если этот край расцветет, то за туристами дело не станет.
— Хорошо, — важно кивнул отец. — Тут, я так вижу, денежки-то на земле валяются. Знай только собирай. Гостиницу построить, ресторанчик приличный — и приходи, кума, дивиться. Вернее, приезжайте, господа, на природу!
Мать улыбнулась. Отец любил что-то представлять — но он никогда не был бездумным прожектером. Если он что-то воображал, то потом обязательно воплощал в жизнь: таким манером он выстроил трехъярусный дом в Подгорье, и я не сомневалась, что он превратит Хаттавертте в курорт — очень уж сверкали его глаза.
В это время в дверь позвонили. Кейси метнулась открывать и вскоре вернулась с каким-то бумажным пакетом. Взглянув на него, я почувствовала, как в животе заворочался ледяной ком — почему-то мне показалось, что его содержимое изменит мою жизнь.
Не знаю, почему я так подумала. Но ощущение было таким, словно я стояла на самом краю проруби — и готовилась сделать шаг вперед.
— Это вам, госпожа Хельга, — важно сообщила Кейси и встревоженно добавила: — Из самой столицы! Вон, печать столичной почты проставлена.
За столом воцарилась тишина. Я взяла пакет, глядя на свое имя, написанное незнакомым почерком — держала его так, как держат бомбу, готовую рвануть в любое время. Эльза не выдержала первой — если бы она не заговорила, то я так и сидела бы с пакетом в руках, оцепенев в предвкушении новых неприятностей.
— Хельга, что там? Кто тебе пишет из столицы? — спросила она. — Открывай же!
Я посмотрела на Анарена — тот кивнул и вдруг улыбнулся так, словно понял, что внутри. Тогда и я поняла — и мой страх сменился радостью, которая окатила меня соленой морской волной.
Вскрыв пакет, я увидела дорогую гербовую бумагу — на такой заключали договоры в королевстве, и «Геллерт и Маркони» как раз и прислали мне такой договор.
— Они прочли мою рукопись, — прошептала я, не узнавая своего голоса. Золотистый лист сопроводительного письма трясся в пальцах. — И прислали договор на издание. И хотят все книги, которые я уже написала…
В следующий миг я разрыдалась так, что Анарен обнял меня и заговорил что-то неразборчивое и ласковое — то, что говорят плачущим детям, пытаясь успокоить их. А я уткнулась лицом в его плечо, плакала, и в голове плавала лишь одна мысль:
«Победила. Я победила. Я смогла».
Глава 15
Анарен
Конечно, вскоре Хельга опомнилась, рассмеялась, и обед продолжился — по-настоящему яркий и праздничный, подлинный пир. Глаза Хельги искрились так же, как в день нашей свадьбы, когда я выносил ее из храма, и я в очередной раз подумал о том, что мне повезло. Бесконечно повезло.
— Это просто невероятно, — заметил Максим. — «Геллерт и Маркони» взяли вашу книгу, Хельга, это больше, чем выигрыш в королевской лотерее. Жаль, что вам не смогут организовать поездку и встречи с читателями.
— Не страшно, — махнул рукой мой тесть. — Пусть эти читатели сюда приезжают. Говорю же: вот обработаем жилу хоть с краешка, гостиницу тут поставим, ресторан откроем — и книжный магазин с Хельгиными книгами.
Да, пожалуй, народ съедется со всего королевства, чтобы на такое посмотреть: гномка, жена эльфа, которая поехала за ним в ссылку и которая пишет такие книги, что «Геллерт и Маркони» взяли их через месяц рассмотрения, когда остальные ждут по несколько лет.
Возможно, тут не обошлось без Максима. Он мог поднять какие-то свои связи, чтобы мечта Хельги стала былью. Впрочем, старый Вильмо мог и наврать — он и при жизни не был образцом достоинств и морали, и вряд ли сделался таким после смерти.
Но все же не стоит быть слишком беспечным. Подождем. Посмотрим.
— Я читал о Фуконари Суродзу из царства Белой горы, — сказал Максим. — Великий писатель позапрошлого века. Решил стать отшельником, жил на крошечном хуторе — и народ съезжался, чтобы хоть одним глазком увидеть его.
Хельга закивала — она знала эту историю.
— А наша Хельга не отшельница, — важно заявил мой тесть. — Она и выйдет, и встретит, и приветит. Что, мать? — спросил он, обернувшись к супруге. — Вот вроде бы только что мы ее гоняли за эти книжонки да иконой по лбу вразумляли, а теперь погляди-ка — писательница, настоящая, со столичным договором!
Это было сказано с такой интонацией, словно гном все еще сомневался в том, что Хельга настоящая писательница, которая достойна издания своих книг. Может, какая-то ошибка произошла? Я невольно заметил, что лицо Хельги окаменело и заострилось — она напряглась, с трудом сдерживая слова, которые рвались с ее губ. Кажется, ей много чего хотелось сказать своим родным по поводу вразумления иконой — а я вспомнил, как в первую ночь в моем доме Хельга сидела за столом на кухне и встрепенулась, пытаясь спрятать рукопись, когда я вошел.
— Да, она пробилась к заслуженной славе в одиночку, — произнес я. — Никто не помогал ей и не поддерживал, зато теперь все будет иначе.
Теща закивала — она поняла, что ветер подул в сторону скандала, и обрадовалась, что я изменил его направление.