Моя фиктивная жена (СИ)

— Конечно. Отцы и сыновья это очень сложная материя, ну да вы и сами понимаете. Убедились на своем опыте, так сказать. Принца, разумеется, не казнили, ни в чем не обвинили, но после болезни он покинет столицу навсегда. Преемник уже назначен, это Виллин Брандт, кузен его величества. У него есть и дети, и внуки, так что эта ветвь династии в полном порядке.

Анарен вздохнул. Посмотрел на меня, и я увидела, что он потрясен до глубины души. У нас получилась наша авантюра, мы теперь… свободны? Мы будем жить в Хаттавертте просто потому что сами этого хотим, а не от того, что Анарена законопатили сюда за то, чего он не делал?

— А мы? — спросил Анарен. — Что будет с нами?

Франк понимающе улыбнулся.

— Вы совершенно свободны, указ об этом подписан сегодня утром. Его величество также назначает вас официальным артефактором Северного удела и Хаттавертте.

Я понимающе усмехнулась. Если ты слишком много знаешь о делах королей, то эти короли всегда будут держать тебя в медвежьем углу. Вот и пусть. Мы превратим этот угол в наш маленький рай всем королям на зависть.

Анарен свободен. Я свободна. Когда я повторяла про себя эти простые слова, то мне хотелось кричать во все горло.

— Благодарю его величество за оказанную честь, — церемонно ответил Анарен и сдержанно поклонился. Теперь Франк видел, что перед ним не ссыльный артефактор, которого такие, как он, могут наградить пинком и не получить за это никакого наказания. Теперь это был Анарен Эленандар, не каторжная дрянь, а лучший артефактор королевства.

Я гордилась им в эту минуту. Господи, меня просто разрывало на части от гордости! Мы победили. Мы справились.

— А Максим Вернье? — спросила я. — Что будет с ним?

Франк посмотрел на меня так, словно только сейчас понял, что я стою рядом с ним и Анареном.

— Его величество понимает, что без господина Вернье разоблачение принца не состоялось бы. Он продолжит работу по специальности, под моим началом, разумеется. Там, где есть такая ценность, как жила лунного серебра, всегда будут те, кто захочет погреть об нее руки. Мы этого не допустим.

Анарен понимающе кивнул.

— Что-то еще, господин Франк? Мы спешим к врачу.

Франк ничего не ответил, лишь сделал шаг в сторону, давая нам пройти. Мы с Анареном быстрым шагом двинулись прочь — не оглядываться, не смотреть назад, идти вперед уже свободными людьми…

— У нас получилось, — прошептала я. — Не верится.

— Получилось, — откликнулся Анарен. — Поверь.

И рассмеялся — звонко, счастливо, искренне. По-настоящему.

Глава 17

Вместо эпилога

Анарен

— Это не девочка, а просто какой-то ураган. Дикая дивизия. И у таких достойных родителей, украшения нашего города, такая дочь… Вот скажи, Гертруда, неужели тебе не стыдно?

Гертруда Анаренсдоттир Эленандар стояла перед классной доской, опустив голову, но я видел, что моя младшая дочь лишь изображает смирение потому, что госпожа Эмма Браунберг, ее учительница, хочет видеть именно смирение.

— Я много лет знаю твоего отца, — продолжала госпожа Эмма. — Это ведь он пригласил мою семью в Хаттавертте! Это ведь благодаря ему тут не северное болото, а замечательный, прогрессивный город! И мне сейчас стыдно, да, милочка моя, мне сейчас очень стыдно перед ним из-за твоего недопустимого поведения.

Рыжая голова Гертруды опустилась еще ниже. Я почти прочитал ее мысли: “Ну и подкузьмил ты мне, папка, зачем вообще надо было сюда звать эту вреднущую тетку!”

Я позвал Браунбергов в Хаттавертте через год после того, как вместо старой школы, которая почти разваливалась от ветра и дождей, выстроили новое, светлое и красивое здание, и Гари Матти Яккинен, который по-прежнему был директором, объявил набор учителей. Я вспомнил, что госпожа Эмма когда-то давным-давно училась на педагогических курсах и написал ей письмо, не надеясь, в общем-то, на ответ. А она ответила, и вся ее семья с удовольствием приняла мое приглашение.

В Хаттавертте были деньги. Жила лунного серебра разрасталась, притягивая к себе капли удивительного металла из невообразимых глубин, и вместе с ней разрастался и город. Теперь, через десять лет после того, как нас с Хельгой сослали в Северный удел, это место было не узнать.

— И твой отец никогда, никогда не дрался! — продолжала госпожа Эмма. — Твой старший брат никогда не дерется. Твои кузены и кузины — просто образец идеального поведения и учебы. А ты? Кем ты станешь, диким воином?

У госпожи Эммы действительно был талант распекать нерадивых учеников. Я терпел — это мой отцовский долг в таких обстоятельствах, стоять, поддакивать и терпеть, тем более, наставница моей дочери была совершенно права.

— Я буду, как мама! — решительно ответила Гертруда. — Я тоже буду писать книги.

Госпожа Эмма даже хлопнула ладонью по колену.

— Так кто же тебе запрещает, дорогая моя! Пиши! Твори! Украшай своим творчеством все королевство! Но зачем ты украшаешь синяками лица мальчишек?

Гертруда подняла голову, сверкнула глазами точно так же, как Хельга, и ответила:

— А пусть не лезут ко мне! Что они меня тумбочкой дразнят?