Моя философия

Жить по принципу: «И Богу свечка, и черту кочерга» страна научилась давно, дойдя здравым смыслом до истины, что Иисусом Христом быть сложно и вредно для здоровья. Кто будет работать, если всем миром дадим себя распять? Поэтому грешим и каемся. Сначала врем, потом бежим очищаться. Зато больше всего ценим подвижников, всю жизнь положивших на то, чтобы молиться за других в Лаврских пещерах. Между прочим, действительно хорошее место. Кто не верит — советую сходить. Дышится, как нигде в мире.

Мы считаем поляков скучными, потому что они — поголовно католики. Русских — однообразными из-за их казарменного московского православия. А сами охотно пробуем все самое лучшее от всех вер. На похоронах бабушки меня особенно поразил поп-автокефал, мигом объяснивший, что отпевание — вообще не таинство, а всего лишь обряд, и что поэтому нет никаких причин беспокоиться за душу усопшей. Главное — чтобы я не забыл оплатить церемонию.

Любые догматы на просторах Украины теряют твердость. «Это земля запорожцев, — писал Вольтер, — самого странного народа на свете. Это шайка русских, поляков и татар, исповедывающих нечто вроде христианства и занимающихся разбойничеством; они похожи на флибустьеров». Вольтер был прав. Вся наша история это доказывает. Владимир пытался христианизировать страну, а получил полуязыческий народ, из которого половина до сих пор не догадывается о существовании Библии, зато верит в то, что Христос был галичанином. Поляки триста лет угробили, чтобы превратить нас в католиков, но самое большее, чего достигли — вывели на Западной Украине когорту убежденных униатов, из которых и вышли самые ярые ненавистники Польши — Бандера, Шухевич и ОУН в полном составе. Русские так долго рассказывают о наших общих духовных корнях, что в результате, уверен, патриарх рано или поздно переедет из Москвы в Киев, а Российская Федерация воссоединится с нами на правах удельного княжества.

Пока же главное, что разделяет нас с русскими — это манера каяться. Мы делаем это неохотно, с истинно украинской сдержанностью. А наши северные братья буквально не знают меры ни в святости, ни в грехе. То обожаемого монарха в Екатеринбурге замочат, то волокут его кости в Петербург и объявляют мучеником. Верно подметил Алексей Толстой: «Ненавижу, о, ненавижу рассейское, исступленное сладострастие: бить себя в расхлыстанную грудь, выворачивать срам, вопить кликушечьим голосом… «Гляди, православные, вот весь Я — сырой, срамной. Плюй мне в харю, бей по глазам, по сраму!..» О, харя губастая, хитрые, исступленные глазки… Всего ей мало, — чавкает в грязи, в кровище, не сыта, и — вот последняя сладость: повалиться в пыль, расхлыстаться на перекрестке, завопить: «Каюсь!..» Тьфу!»

Нет, точно текла в авторе «Золотого ключика» украинская кровь — как подметил! У нас такое не возможно в принципе. Мы за всю революцию ни одного своего вождя не ухлопали — ни Грушевского, ни Петлюру, ни Скоропадского, ни даже батьку Махно. Всех сберегли, сохранили, живых и здоровых доставили в эмиграцию. За что каяться? Кого провозглашать святым?

В детстве я собственным умом дошел до идеи переселения душ, сразу же изложив ее своим приятелям во дворе. И до сих пор придерживаюсь именно этой гипотезы, считая любую религию только частным проявлением ее. Ведь даже убежденность христиан в новом пришествии Сына Божьего — всего лишь вера в реинкарнацию. Подозреваю, что Господь создавал Вселенную из самого себя, разделившись на мириады монад, в каждой из которых — луч его света. А после смерти мы только возвращаемся к единому целому, соединяясь с такими же освободившимися частицами.

По-видимому, моя душа так часто приходила на эту Землю, что большинство соблазнов ее для меня теперь совершенно не интересны. Плохо помня десять Божьих заповедей, я, тем не менее, почти не нарушал их. Разве что прелюбодеяние вызывало определенное воодушевление. Да и то со временем как-то выветрилось. А что касается остальных… Мне никогда не хотелось украсть или присвоить дом ближнего своего. Меня физически воротило от лжесвидетельства. Я не сотворял себе кумиров. И уж чего совершенно не понимал, так это самую популярную тему любой литературы — убийство. Мне не раз приходилось драться. Я знаю, что такое вкус победы. Но к нему неизменно примешивалась печаль, когда я видел искровавленное мною лицо моего противника. Честно говоря, в этот момент мне становилось его жалко. «И почему тут у нас все так глупо устроено?» — думалось мне.

Но если бы Богу было угодно создать этот мир иным, наполнив его не грешниками, а толпами раввинов, мулл и попов, он бы сделал это. Наверное, грешники тоже ему зачемто нужны.

Ад сбывшихся желаний

Бесы, гнездящиеся в каждом из нас, иногда просятся наружу. Их полезно выпускать, а не накапливать в хрупкой колбе нашей души.