Моя философия

После тридцати человек должен неохотно расставаться с жизнью и легко — с деньгами. Банальные истины проверены на практике. Простые блюда испытаны на вкус. Все перепробовано. Все надоело. Хочется того, чего нет ни в супермаркете, ни в гастрономе. Наступает время дорогих костюмов и билетов в первом ряду. Конечно, можно и дальше крутиться, как белка в колесе — экономить на завтраках, курить дешевые сигареты, шить платье у подруги, а не у дорогого портного. Но лучше всего этого не делать.

Я прекрасно понимаю, что найдется тысяча критиков, которые упрекнут меня в снобизме. Но для них у меня есть железный аргумент: что такое бедность, мне известно не хуже большинства людей на этой планете. Я мог бы долго рассказывать, мягко ли спится на голой земле и полезны ли для ног портянки. Но однажды мне захотелось узнать, как плачут и смеются богатые. А это, доложу я вам, тоже интересные ощущения.

Недавно во Франкфурте, в бутике «PRADA» (того самого, что носит дьявол), я перемерял пар десять туфель и обнаружил, что ни одна не подходит. Продавцы сновали вокруг меня, как мухи возле куска рафинада, чуя поживу. Бутики в Европе — вообще занятное явление. В большинстве из них кто-то из персонала уже непременно говорит на языке Толстого, хотя еще и не удосужился прочитать «Войну и мир». В Милане, Риме и Париже поняли, что «русские» готовы платить по полной за дорогую вещь.

«Вам ничего не понравилось?» — расстроенно спросил лощеный «европриказчик», сам похожий на картинку из журнала мод. «Понравилось, — ответил я. — Просто колодка неудобная. Низкий подъем. Не на мою славянскую ногу».

Мне хотелось смеяться. Я сам был удивлен, как мог двадцать лет назад носить кирзовые сапоги солдата Советской Армии, если теперь даже у «PRADA» нет подходящих лаптей, дабы удовлетворить мой изощрившийся вкус.

Один из моих добрых приятелей Густав Водичка как-то сказал, когда мы заговорили о богатстве: «Мне совершенно все равно, какой у меня будет автомобиль и в каком доме я буду жить. Я хочу только одного — чтобы меня читали даже через тысячу лет! Разве тебя интересует, в какой карете ездил Пушкин?»

В отличие от него, меня интересовала и карета Пушкина, и мундир Лермонтова, и то, за чей счет играл в карты Достоевский и пил Шевченко. А также то, будет ли у меня свой замок, как у Дюма, и своя яхта, как у Мопассана.

Мы выросли в стране, где роскошь была объявлена пороком. Нас убеждали, что хороший человек должен быть непременно бедным и ничем не выделяться среди других таких же хороших людей. Мерилом успеха объявлена посмертная слава, потому что каждую минуту эта страна требовала у гражданина расстаться с жизнью во имя себя. Возведя нищету в культ, большевики подделали даже биографии классиков. Школьникам не рассказывали, что добрый и прогрессивный автор «Капитанской дочки» заменил для крестьян в Болдино легкий оброк барщиной, что-бы выдавить из них побольше народного пота и экономической прибыли. Но денег гению все равно не хватало — гигантские гонорары уходили на ночную гульбу. Пушкин обожал роскошь. После его смерти осталось долгов на 80 тысяч серебряных рублей.

Маленький кривоногий Лермонтов выбрал для службы лейб-гвардии Гусарский полк только потому, что ему была присвоена самая роскошная форма в империи — красный доломан, расшитый золотыми шнурами. «Если хочешь быть красивым, поступай в гусары», — сказал о том времени Козьма Прутков. Красный гусарский доломан в переводе на нынешние реалии — то же самое, что костюм от знаменитого педика Гальяно. Даже круче. Нить для его шнуров (их называли бранденбурами) тянули из настоящего золота. Но и это казалось уже великосветской нищетой по сравнению с недавними временами XVIII века, когда придворные расшивали свои кафтаны не дешевыми стразами Swarovski, а настоящими бриллиантами. Тогда так и говорили — «надеть на себя целую деревню», то есть костюмчик, стоивший не меньше, чем среднее поместье с парой сотен душ мужского пола, не считая их баб и детишек.

Новым русским такая любовь к себе даже не снилась. За 10 тысяч долларов (примерно столько стоит обычная шмотка haute couture) не то, что деревню — гараж в Киеве не купишь.