Моя философия

Встретить девственницу теперь так же трудно, как медведя. Тем не менее, общение с ней по-прежнему не сулит ничего хорошего. Уж лучше познакомиться с медведем. Мишка, по крайней мере, рационалист. Его интересует понятная и полезная вещь — мед. А эта помешалась на такой штуке, смысл которой не в силах оценить даже лучшие умы.

С точки зрения биологии, девственность — атавизм. Что-то вроде аппендикса. Если ее вовремя удалить — все будет нормально. Но стоит этому куску плоти задержаться дольше положенного между ног — воспаление гарантировано. Причем, воспаляется не сама плева, а девственный мозг. Неожиданно для всех он начинает переоценивать себя.

Все окружающее кажется ему теперь низменным и жалким в сравнении с сокровищем, спрятанным под обычными трикотажными трусами. Еще бы! Все подружки растеряли, а я как Дева Мария — сберегла. У всех нет, а у меня — вот оно! Того и гляди рожу нового Спасителя.

Единственный недостаток — девственность — нельзя прицепить на грудь, как медаль, чтобы все видели. Поэтому обладательница ее начинает назойливо рассказывать всем о своем богатстве. Сначала подружкам. Потом знакомым мальчикам. А если есть возможность, то и средствам массовой информации. Именно так раструбила некогда о своей девственности Бритни Спирс, мигом оттянув внимание фотографов от прыщавого лба. Одно время ее даже считали Главной Девственницей Планеты. Потом успокоились — девушка начала публично целоваться с Мадонной, и всем стало ясно, до чего доводит сознательное издевательство над собой.

В природе девственницы, как опята, делятся на две категории — настоящие и ложные. С первыми и так все ясно. Вторые напоминают инвалидов войны. Медицина знает такое понятие, как фантомные боли. Это когда раненому ногу уже отрезали, а на погоду она все еще ноет. Точно так же и многим бывшим девственницам начинает казаться, что у них опять что-то выросло. Такая бабенка становится кокетливой и игривой, отдаваясь с церемониями, как в первый раз. Зрелище не для слабонервных. Особенно, если бабенке под сорок.

Тем не менее, на тонкой девственной плеве еще сто лет назад держался колосс европейской культуры. «Сударь, вы обесчестили мою сестру!» — эта избитая фраза в завязке и два тома резни после нее кочевали из романа в роман. Цензоры рассматривали литературные произведения, исходя из того, можно ли их будет показать «невинной девушке». А толпы глуповатых гимназисток восторженно потели на концертах поэта Блока, даже не подозревая, что человек, читающий им со сцены стихи о Прекрасной Даме, — сифилитик, который сразу же после концерта отправится в публичный дом.

Во всем этом есть что-то трогательно-наивное — как вера в прогресс, Господа Бога и доброго царя, пекущегося обо всех в далеком Санкт-Петербурге, даже когда спит. Но именно девственницы до сих пор являются главными потребителями романтической поэзии и телесериалов. Дамский роман они держат в руках благоговейно, как член, а в экран пялятся, словно вместо Наталии Орейро там проповедует Папа Римский.

Их жалкая карамельная культура со всех сторон подгрызена жизнерадостными циниками вроде Генри Миллера. Их иллюзии втоптаны в брусчатку действительности сапогами германских и советских солдат, изнасиловавших в XX веке пол-Европы. Их надеждам и упованиям нанесен смертельный удар сексуальной революцией 60-х. Но эти вечные монашки, как за соломинку, хватаются за взявшийся невесть откуда СПИД и лепечут: «Теперь вам снова придется поверить в незыблемость традиционных ценностей!»

Мои друзья утверждают, что, сравнивая девственницу с исчезающим видом, я не прав. Что ныне эта особь переживает ренессанс. Что она снова размножается, доживая в целости и сохранности не только до третьего, но даже до выпускного курса! И что фраза: «Я твердо решила подарить себя только тому единственному, кто этого достоин», снова оскорбляет своды университетских аудиторий и ночных клубов. «Ты просто всегда славился умением безошибочно выбирать среди женщин отъявленно похотливые экземпляры, — говорят они мне, — а такие рождаются вообще без девственной плевы».

Не скрою, я действительно предпочитаю убежденных распутниц, знающих, что в мире нет других вечных ценностей, кроме разврата и порнографии. Девственницы попадались мне редко. Честно говоря, всего два раза. Первый — на заре моей юности. И несколько лет назад, когда дверь моего служебного кабинета открыло наглое существо, притащившее на рецензию свои стишки и тут же заявившее, что оно является девственницей. Однако я с полной уверенностью утверждаю: у девственниц тоже богатая сексуальная жизнь. Куда более извращенная, чем у их утративших это качество подруг.