Собираться в путь нам помогали жена и мать Алексея - Фаина Федоровна и Татьяна Алексеевна, женщины душевные, гостеприимные. К ужину подошли соседи и друзья Васильевых, работники местного леспромхоза - Анатолий Степанович Семенов и его жена Людмила Ивановна.
Семеновы, как и Васильевы, тоже бывшие ольховчане. Так что очень скоро завязалась интересная для всех, общая беседа. Алексею и Анатолию в сорок втором было по десяти - двенадцати , а их женам - и того меньше. Очень вероятно, что именно их с матерями и бабушками, с братишками и сестренками полуживых от голода и холода, - видел я в землянке возле речки Глушицы.
- Спасибо, помогали нам наши, чем могли, - вспоминает Татьяна Алексеевна. - Заходили к нам в землянки и в серых шинелках, и в полушубках, и в белом, лыжники. Сами голодные, а все-таки как увидят нашу беду, так последним делятся. Похоже по твоему рассказу, что и ты к нам наведывался. Тогда нечем было потчевать, так вот сейчас вволюшку угощайся.
Заходит разговор о послевоенной Ольховке. Спрашиваю, почему Васильевы и Семеновы покинули родные места и кто там остался. Оказывается, никого не осталось, Ольховки больше не существует. Вот так сюрприз! А у меня есть карта Новгородской области, изданная после войны, а на ней - Ольховка. Слушаю печальные рассказы о том, как окончательно обезлюдела многострадальная деревня.
До войны в Ольховке было сто двадцать дворов. После изгнания оккупантов на родные пепелища вернулось семей семьдесят. Хоть и мало мужчин осталось, все-таки отстроились, восстановили колхозные постройки. Приезжие мастера даже артезианский колодец вырыли. Нелегко жилось тогда всем новгородчанам, а ольховчанам приходилось троекрат труднее И вот почему.
За годы войны и без того плохие дороги от Ольховки к Чудову, Новой Керести и Спасской Полисти пришли в полную негодность. Вдобавок заплыли осушительные канавы, и уровень грунтовых вод еще более повысился. Чтобы восстановить все это, пока что не хватало ни людей, ни техники, ни финансов. На очереди были еще более неотложные дела. Так что в весеннюю и осеннюю распутицу ольховчане месяцами оказывались отрезанными от остального мира.
Но это далеко не все. Приезжали минеры, и не один раз, много тысяч мин нашли и обезвредили. И все же их немало оставалось еще в земле. Подрывались пастухи и скотина, трактористы и комбайнеры, копающие грядки женщины и играющие за околицей дети. Поехать в лес по дрова, пойти по грибы, по ягоды тоже большой риск.
И это еще не все. Жутко жить в таком месте, где в окрестных лесах, кустах и болотах то и дело находят еще не захороненные останки наших воинов и фашистов.
Задолго до войны на Ольховских пожнях были подобраны камни и коряги, выкорчеваны пни. Смело, со всего плеча махай косой. А после войны косы у Ольховских косцов тупились и ломались, натыкаясь в густой траве на человеческие черепа...
И вот воскресшая было из пепла Ольховка стала хиреть и в конце концов сошла на нет. Ольховчане один за другим перебрались в поселки, расположенные цепочкой вдоль железной дороги от Новгорода до Чудова.
Да, очень печальная новость. Но это планов моих не меняет, в Ольховке я все равно должен побывать.
У Васильевых тесновато, и Семеновы пригласили меня ночевать к себе. У них есть свободная комната. Обе усадьбы расположены у самой дороги, только по разные стороны от шоссе. Рядом автобусная остановка - там, где некогда была почтовая станция. Долго не мог уснуть, в голову лезли разные мысли.
Неужели, думалось мне, я в той самой Спасской Полисти, у которой три десятиия назад месяцами шли ожесточенные бои? В том самом вражеском укрепрайоне, который долго не могли одоь наши дивизии?..
А быть может, именно на месте усадьбы Семеновых стояла та изба, в которую забегал просушиться промокший под ливнем Радищев? Быть может, та лавка, на которой он отдыхал .стояла как раз на этом самом месте, где я лежу сейчас? И уж не "может быть", а вполне достоверно то, что совсем рядом по бревенчатой дороге Радищев проезжал в почтовой кибитке, а спустя десятиия здесь же не раз лихо проносились на полковой тройке Лермонтов и Краснокутский.
Неужели... Очередной мой вопрос, не знаю уж о чем, оборвался на первом слове - я наконец заснул. И хорошо: ведь завтра - рано вставать, завтра трудный день.
Буду называть его Лешей
Все мясноборцы и полистяне называют Алексея Васильева Лешей. И в глаза, и за глаза. К такой фамильярности располагают и его внешность, и поведение. Фигурой с подростка, непосредственный, простодушный, по-детски любознательный. Поэтому не удивляйтесь, если и я впредь буду называть его лесником Лешей или просто Лешей.
Отправляемся в путь, как говорили мои однополчане-уральцы, на брезгу. Для первой недели октября это время суток приходится примерно на половину седьмого.