Моя фронтовая лыжня

Всю жизнь его везде искала

И не могу никак найти.

Уж я состарилась с годами,

А от него все вести нет...

Есть только присланный на память

В годину трудную портрет.

Стою часами у портрета...

На нем - мой брат, простой солдат.

Войны давно в России нету,

А он все держит автомат...

В гостях у Владимира Фунина

Еще дома, перед отъездом в Челябинск, подумалось: раз уж буду на Урале, обязательно заеду к Владимиру. Но легко сказать "заеду" - Урал ведь не маленький.

От Челябинска до Красноуральска примерно четыреста километров. А тут еще праздничные дни, все виды транспорта забиты.

И все же - еду! Не сделаю этого, так после годами буду казниться. Договорился с Колесниковым: от имени Совета вручу Фунину памятный знак "Ветерану уральских лыжных батальонов".

Как ехал вдоль Уральского хребта на современных перекладных, в подробностях описывать не стану. Добирался до Красноуральска и на электричках, и на поездах дизельной тяги, и на рейсовых автобусах, и на попутной трехтонке, и даже на такси... Из Невьянска сделал крюк в сторону - навестил в Кировграде восьмидесятинюю Пелагею Андреевну, бывшую хозяйку Аси. Очень трогательная получилась встреча! После Нижнего Тагила из окна вагона вдруг увидел название станции: Сан-Донато. И сразу же вспомнился Гриша Пьянков - Итальянец.

Наконец я близок к цели: в канун Дня Победы выхожу на станции Верхняя. Красноуральск в стороне от железной дороги, до него еще десять - двенадцать километров. На привокзальной автобусной остановке многолюдно. Настроение у публики боевое, все готовы к штурму. С большим трудом втискиваюсь в видавший виды автобус и еду буквально в подвешенном состоянии. Но ехать недалеко, и пассажиры скоро угомонились. Даже шуточки отпускают.

Красноуральск. Я уж подумал было, что пришло время распрощаться с последней "тройкой перекладных". Но оказалось, что предстоит еще один "перегон". Город довольно большой и сильно разбросанный. А Фунин, судя по адресу, живет в поселке-спутнике Октябрьском. Надо разобраться с автобусами.

Среди доброй сотни ожидающих мне приглянулась почему-то средних женщина с хозяйственной сумкой в руках. Выясняю у нее, как попасть в Октябрьский.

- А вам какая улица нужна?

- Шахтерская...

- А к кому едете на Шахтерской?

- К пенсионеру Владимиру Фунину...

- К Фунину?! - удивленно переспросила женщина. - Тогда едем вместе. Я дочь Владимира Федоровича - Галина. Только мы живем уже не на Шахтерской, недавно получили новую квартиру на Салдинской...

Надо же! Какая счастливая случайность! Я отрекомендовался. Заочно мы уже были знакомы. Последнее время Владимир отвечал на мои письма, диктуя дочери. А иногда, когда отцу было совсем плохо, Галина Владимировна писала мне от своего имени.

Пока подошел наш автобус, я расспросил Галину Владимировну о здоровье отца.

- Очень плохо! И он мучается, и мне с ним трудно... Мама умерла, старшие брат и сестра со своими семьями живут в других городах... Остались мы вдвоем...

Галина Владимировна заплакала и на некоторое время умолкла. Из ее писем я примерно представлял себе обстоятельства. Незадолго до оформления пенсии у Владимира пью повисла правая рука. Следствие старого ранения - того самого, которое он получил при выходе из окружения. А спустя несколько Владимира свалил инсульт с полным левосторонним параличом...

- Ну, ничего... - утирая слезы, сказала Галина Владимировна. - Самое страшное и трудное позади. Папа уже сам встает с постели и потихоньку передвигается по комнатам. Представляю себе, как он обрадуется такому неожиданному гостю! Очень удачно получилось. - Она показала на объемистую сумку. - Только что запаслась всякой всячиной на все праздничные дни...

Переступая порог дома, сильно волнуюсь... Ведь расстались мы тридцать восемь назад! И в какой обстановке расстались! В разгар боя, когда наш лыжбат был в отчаянном положении...

- Папа, к тебе гость! - кричит Галина Владимировна из коридора. - Кто такой - не скажу, попробуй узнать сам.

Входим в комнату. Владимир стоит, привалившись к стене. Я останавливаюсь в напряженной позе и, сдерживая себя, жду, даю ему возможность узнать меня. Владимир пристально вглядывается в мое лицо, а я, улыбаясь, смотрю на него. Если бы я не знал, кто передо мной, то, скорее всего, не узнал бы друга. Под тридцать и под семьдесят - слишком большая разница. А тут еще вмешалась страшная болезнь...

- Неужели Геннадий?! - вдруг радостно и вместе с тем изумленно восклицает Владимир.

- Конечно, я!

Отделившись от стены, Владимир подался мне навстречу, дочь поддержала отца, охватив его рукой за поясницу...

Я прогостевал в Красноуральске два дня. Владимир рассказывал мне о самых трагических днях нашего лыжбата, я ему - о странствиях по госпиталям. Владимир выспрашивал у меня подробности моего недавнего путешествия в Ольховку и только что состоявшейся челябинской встречи.