Моя фронтовая лыжня

Из нагрудного кармана френча извлекаю туго набитый бумажник. Самое важное для меня - тонкая зеленовато-ядовитого цвета книжица с сильно замусоленными обложками. На лицевой стороне ее изображение орла, широко распростершего крылья и держащего в когтях свастику. Это "зольдбух" - основной документ военнослужащего гитлеровского вермахта от солдата до генерала. Остальное содержимое бумажника - фотографии, видовые открытки, запасная чистая бумага и конверты, рейхсмарки и оккупационные деньги.

Бумажники еще нескольких убитых немцев уже пошли по рукам. Меня опередили. Приходится разъяснять лыжбатовцам, какое значение для нашей разведки имеют трофейные документы и письма. Мне в этом деле содействуют командиры взводов, рот и политруки.

Письма, фотографии и "зольдбухи" солдаты возвращают без особого сожаления. Очень неохотно расстаются с немецкими газетами - бумага на курево в батальоне большой дефицит.

Посрывал я с убитых погоны, поснимал нагрудные памятные знаки - они тоже подлежат отправке в штаб. Хотя живого пленного пока нет, эти скудные трофеи для меня, начинающего переводчика-самоучки, тоже весьма полезное учебное пособие. Заглядывая, например, в "зольдбух" хозяина погон, в графу "динстград", то есть воинское звание, учусь разбираться в иерархии чинов гитлеровского вермахта, постепенно постигаю незнакомую мне терминологию.

Довольно увесистый пакет я отнес в штаб лыжбата, который на время операции придвинулся к Ольховским Хуторам. Однако документы и письма здесь долго не задержались, их срочно затребовали в штаб 8-го гвардейского. Мы своими силами только успели установить, что все убитые - из 613-го "инфантерирегимента", то есть пехотного полка.

Ночью на отбитых у немцев позициях лыжбатовцев сменил батальон 58-й ОСБ. Эта часть временно тоже включена в оперативную группу генерала Андреева.

- Вот и вернулись в дом родной! - говорит Философ, заходя в нашу землянку. В этом возгласе чувствуются и горькая ирония, и искренняя радость.

Да, все на свете относительно. После того, что нам пришлось пережить у распроклятого хутора, даже Гажьи Сопки показались по-домашнему уютными.

Вернулись "в дом родной", да не все. Только в третьей роте шесть убитых и около десятка раненых. В числе павших - старшина Кокоулин. Это очень тяжелый урон для роты!

В землянках много разговоров. Все взвинчены, возбуждены. В часы, отведенные для отдыха, многим не спится.

Говорят о том, что старшина сам напросился на смерть. Его обязанность организация бесперебойного снабжения роты боеприпасами и питанием. А он уговорил лейтенанта включить его в штурмовую группу.

Вспоминают сбывшиеся скверные предчувствия. Дескать, и тот, и другой, и третий говорили близким друзьям перед атакой, что сегодня ему смерти не избежать. В ленте фашистского пулемета или в магазине "шмайссера" уже заготовлена роковая пуля, предназначенная судьбой именно для него.

Те счастливчики, которые думали примерно так же, но остались живы и невредимы, о своих мрачных предчувствиях обычно очень скоро забывают. Или помнят, но помалкивают.

На все лады обсуждаются итоги штурма. Почти единогласно ставим оценку неуд. Такие потери из-за трехсот метров траншеи и одного-разъединственного хутора! Да и тот сгорел.

Однако Науменко и Гилев, вернувшись с оперативного совещания в штабе полка, утешают нас. Командование дивизии, мол, оценивает результат операции более высоким баллом. Это не ахти какая победа, но и не провал. Хутор дотла не сгорел, оборудованный в полуподвале избы дот сохранился полностью. Надо только переделать в другую сторону амбразуры. Этот дот и траншеи, расположенные на бугре, занимают очень выгодное положение. Они послужат нам исходным рубежом для последующих наступательных операций...

Умом эти доводы еще можно как-то понять. Но сердцу к жестокой бухгалтерии войны привыкнуть трудно. Да и вряд ли возможно к ней привыкнуть. Ведь за каждые десять метров этих "выгодных в тактическом отношении" траншей отдана жизнь нашего боевого товарища.

Фронтовой детектив

В предвоенные годы наша страна усиленно готовилась к противохимической обороне. Считалось почти стопроцентно неизбежным, что химическое оружие, уже примененное в годы первой мировой войны, агрессор использует и в последующей войне, притом в значительно более широких масштабах.

Всевозможные виды противохимической защиты изучали в школах и вузах, на предприятиях и в учреждениях, в осоавиахимовских кружках. Тренировочная ходьба в противогазах, одевание противоипритных костюмов, окуривание газами в спецкамерах, теоретическое ознакомление с главными отравляющими веществами...

Не одно поколение советских людей потратило уйму времени на изучение этих премудростей. И ведь не скажешь, что все это было напрасно. А вдруг и в самом деле разразилась бы химическая война!

В начале войны противогаз был строго обязателен для военнослужащих всех родов войск и любых званий. Входил он и в экипировку лыжников. Весу - пустяк, а места занимает много. И без него на нас всякой всячины навешано!