Моя фронтовая лыжня

Кое-что знаю, например, что "лёйтнант" - это лейтенант, "хауптман" капитан... Многое слышу впервые. Оказывается, в гитлеровском вермахте помимо просто фельдфебеля имеются и вариации этого мордобойно-зубодробительного звания с приставками впереди - "обер", "штабс" или "хаупт".

Удивление вызывает "оберст-лёйтнант". Прошу повторить еще раз. Попробуй догадаться, если не знаешь, что это "подполковник"!

Следующий привал посвящается родам войск, наименованиям воинских частей, подразделений. "Пионрен" - саперы, "панцертрппен" - танковые части, "инфантер" - пехота... Зенитная артиллерия - "флякартиллери". "Фляк" - сокращение от Flugabwehrkanonen, что можно перевести примерно так: пушки противосамоной защиты, то есть зенитная артиллерия.

"Группе" - отделение, "цуг" - взвод... Ага, "цуг" - взвод! Я вспомнил надписи на трех трофейных волокушах. Выходит, они означали, какая волокуша за каким взводом закреплена. А как же по-немецки "волокуша"? "Шлеппе"...

Вот какой мизерный запас немецких военных терминов был у меня в то время! Я знал, как по-немецки "перпендикуляр", "производная", "плоская кривая", знал, что фамилия пленного "Хуммель" означает "Шмель". И вместе с тем впервые узнал, что такое "пионирен" и "цуг".

Фанера - мрамор лейтенантов...

Борис Слуцкий

В солнечное сплетение

Опять передвижка переднего края. Жаль расставаться с обжитыми шалашами и землянками, ведь придется все строить заново. Но ничего не попишешь. Если бы дело зависело только от нашего желания, так мы уже в начале сорок второго линию фронта придвинули бы вплотную к Берлину.

Восьмое марта. Ситуация прямо-таки неправдоподобная: в радиусе нескольких километров нет ни одной представительницы прекрасного пола. Поздравлять с женским праздником абсолютно некого. Говорят, в полковых, дивизионных тылах, в медсанбате есть Маши, Даши и Светланы. И якобы им к лицу даже шинели, ватные брюки и кирзовые сапоги., Но нам этих фронтовых красавиц пока что видеть не довелось. После Селищенского Поселка вращаемся исключительно в мужском обществе.

На новые позиции пришли ночью. А с утра каждая рота детально ознакомилась со своим участком, уточнила, где целесообразнее всего проложить линию переднего края.

От третьей роты на рекогносцировку местности отправилась группа из десяти - двенадцати человек: комроты, политрук, командиры взводов, старшина Фунин, я, несколько наших охотников-следопытов, в том числе Авенир Гаренских и Кронид Урманцев.

Опытных следопытов захватили для того, чтобы они зорким соколиным оком проникали в гущу леса и засекали любые приметы, малейшие намеки, говорящие о присутствии противника. А мне надлежало досконально изучить все изгибы переднего края, чтобы впредь не залезать к немцам с пшенной кашей и спиртом.

Рядом с нами снова осточертевшие уже Гажьи Сопки. Правофланговому взводу придется даже расположиться на болоте. Пока что оно держит. Но что будет через каких-нибудь две недели?! Вокруг хорошо знакомый нам унылый пейзаж: чахлая болотная растительность, поросшие рахитичными деревцами перелесья, жидкие кустарники... Только невысокие взлобочки покрыты мало-мальски нормальными соснами и елками.

Нам известно, что в том лесу должен быть противник. Но там - полнейшая тишина, ни малейшего подозрительного звука. Возможно, немцы ушли из этих мест? Но если это так, то нам придется закрепляться где-то севернее...

- Подойдем поближе, - сказал лейтенант Науменко. - Вон к тем елочкам. Оттуда обзор лучше.

- Не подойдем, а подползем, - уточнил политрук Гилев. - А вдруг на деревьях немецкие "кукушки" сидят...

Группа елочек росла отдельно, метрах в тридцати от лесной кромки. Под прикрытием зеленой ширмы, в небольшие прогалы между ветвями, опять всматриваемся в загадочный лес. Из рук в руки переходит бинокль лейтенанта Науменко...

Возможно, именно этот бинокль сыграл роковую роль в судьбе нашего командира роты. Впереди раздался одиночный винтовочный выстрел... Науменко ухватился было за ствол ели, но тотчас же выпустил его из рук и ссунулся в снег. Падая, успел сказать ком-взводу-3:

- Большаков, примешь роту...

И тут же потерял сознание. Пока мы, вжимаясь в снег, тащили тяжелораненого в лес, позади через равные промежутки времени щелкали одиночные выстрелы, в сумрачном ельнике цокали разрывные снайперские пули...

Науменко умер, не приходя в сознание: пуля угодила ему в солнечное сплетение. Ускоренного Сережу большую часть пути везли на волокуше. А последние сто метров Авенир нес его перед собой на полусогнутых руках - как ребенка. По лицу великана текли слезы...

Похоронили мы своего командира в бору, недалеко от штаба лыжбата. Место для могилы выбрали подальше от Гажьих Сопок. Насыпали высокий намогильный холмик. С большим трудом раздобыл я у артиллеристов фанеры на традиционную пирамидку. Парторг Фунин сказал краткое, но проникновенное прощальное слово. Прозвучал залп из автоматов. Прослезился не один Авенир...