Моя фронтовая лыжня

Но вероятен и другой вариант: придется загорать не на пляжах, а в другом месте и в другой обстановке. Дело в том, что до университета я освобождался от призыва как сельский учитель. В университете проходил высшую вневойсковую подготовку, из мехматовцев готовили артиллеристов-зенитчиков. Но лично у меня обстоятельства сложились так, что я не смог завершить курс военной подготовки. Сейчас же, став городским педагогом, льготами больше не пользуюсь. Так что предстоит пройти летний лагерный сбор, после чего мне должны присвоить звание лейтенанта.

Во мне противоборствуют два желания. Чувство долга и здравый смысл подсказывают: хорошо бы поскорее привести свои воинские дела в порядок! И вместе с тем после напряженного учебного года очень уж хочется иметь летние каникулы в своем полном распоряжении.,.

Шагаю по пустынным улицам еще не проснувшегося Могилева, сжимая охапку белых и алых пионов… В раздумья о предстоящем отпуске вклиниваются эпизоды из только что отшумевшего выпускного бала. Слышу радостные, возбужденные голоса, вижу юные счастливые лица…

Сейчас, в эпоху радио и телевидения, наша молодежь разучилась петь хором. Предпочитает слушать исполнителей, порой даже абсолютно безголосых. Увлекается всевозможными модными ансамблями. А в предвоенные годы добрая традиция коллективного пения, родившаяся вместе с комсомолией, еще не была утрачена.

Пели на комсомольских вечерах и собраниях, пели на семейных торжествах и субботниках, пели в пути на грузовиках и в поездах, пели во время обеденного перерыва на заводе и на большой перемене в школе… Пели с увлечением, самозабвенно…

Много пели и на этом выпускном вечере. «Любимый город» и «Каховку», «Наш паровоз» и про курганы темные…

Вот и сейчас, спустя несколько десятилетий, как только услышу эту знакомую мелодию, в памяти всплывают полузабытые имена, воображение воскрешает стертые временем лица. Песня, как машина времени, переносит меня в сорок первый год, в Могилев, в актовый зал 8-й средней школы. Этот выпуск навсегда сохранился в моей памяти поющим «Спят курганы темные».

Где вы, мои питомцы — выпускники грозного сорок первого? Кто из вас уцелел в вихрях войны и дожил до нынешних времен? Кто из вас помнит учителя математики и классного руководителя Геннадия Иосифовича?

Идти мне довольно далеко: надо пересечь весь город и еще километра два протопать до пригородного поселка Печерска. Там, в Могилевской психолечебнице, работает врачом-психиатром и живет в больничном городке моя жена Ася.

Наконец добрался. Хожу по комнате на цыпочках, стараюсь не разбудить Асю. Куда же девать такую уйму пионов? Ладно, цветами займусь после, когда отосплюсь. А пока что поставлю в ведро с водой. Ух ты, еле влезли!

Примостился на кушетке и без малейших скверных предчувствий, все в том же блаженном состоянии, сразу же провалился в небытие.

Как следует отоспаться мне не удалось, разбудила Ася:

— Послушай, что передают по радио! На нас напала Германия…

Сидя на кушетке, стараюсь понять услышанное. Страшный смысл слов жены до меня доходит не сразу. Война? Нет, не может быть! Вот сейчас умоюсь холодной водой — и наваждение сгинет.

Полностью вернулся в реальный мир… Нет, не наваждение! По радио четко звучит голос:

«Сегодня в 4 часа утра… германские войска напали на нашу страну… Советским правительством дан нашим войскам приказ отбить разбойничье нападение…»

Путешественник поневоле

На восток идут длинные составы: станки и поэты, дети и архивы, лаборатории и актеры, наркоматы и телескопы.

Илья Эренбург

И сразу же размеренный темп мирной жизни сменился лихорадочно-нервозным ритмом. События развивались с калейдоскопической быстротой и абсолютно непредсказуемо. Пионы так и остались стоять в ведре.

Уже на второй день войны призвали в армию Асю. Она уехала в Гжатск, там формировался ее госпиталь. Несмотря на нашу малоопытность в житейских делах, мы все-таки догадались предположить, что война может далеко и надолго разбросать нас друг от друга. И поэтому предусмотрительно условились держать связь через несколько конкретных городов — Ленинград, Москву, Ульяновск, — писать родственникам, знакомым, на центральный почтамт «до востребования».

Последние поцелуи, последние взаимные наставления, последние взмахи рукой. Последний раз мелькнуло в окне уплывающего вагона родное лицо. Увидимся ли когда-нибудь? Быть может, эти минуты нашего общения вообще последние?

Получил повестку из военкомата и я. Но, оказалось, пока что призвали меня не в армию, а на оборонные работы. Вместе с тысячами могилевчан рою на подступах к городу траншеи, противотанковые рвы, укрытия для артиллерии и автомашин. С непривычки очень устаю, руки в кровавых мозолях.