Сообща мы вспомнили, что Пересвет и Ослябя — два русских витязя, начавших Куликовскую битву поединком с ордынским богатырем Челубеем. Это описано в «Задонщине».
— Передвинемся сейчас влево, к самому яркому и обширному зареву, — продолжал врач. — Прямо на запад от нас, в девяти километрах от Селищенского, — железнодорожная станция и поселок Спасская Полнеть. Сейчас части 2-й ударной ведут бой в двух-трех километрах от станции. Значит, от нас до большого зарева шесть-семь километров.
… Вообще события здесь развивались так. Волховский фронт форсировал Волхов на протяжении двадцати четырех километров. Но, пройдя девять-десять километров, наши войска уперлись во вторую линию укреплений — вдоль шоссе и железной дороги Новгород — Чудово. Здесь прорвать оборону пока что удалось всего лишь на четыре километра. Для армии это чрезвычайно узкие ворота! Поэтому Волховский фронт сейчас прилагает все усилия, чтобы одновременно выполнить две задачи: одними частями 2-й ударной продвинуться как можно дальше в глубь прорыва, другими — во что бы то ни стало расширить ворота. 2-й ударной помогают 59-я и 52-я армии. Левый опорный столб этих ворот, или, как говорят во многих областях России, левая верея, уже установлен. Это станция и поселок Мясной Бор. Из них немцев выбили 24 января. А вот правую верею — я имею в виду Спасскую Полисть — пока что не удается закрепить.
…Итак, продвинемся влево от большого зарева. Там, на юго-западе от нас, — Мясной Бор. Хотя станция и поселок уже в наших руках, в соседних деревушках продолжают упорно сопротивляться блокированные вражеские гарнизоны. Бои там такого же масштаба, как у Спасской Полисти. Зарево выглядит намного слабее, потому что Мясной Бор расположен от Селищенского значительно дальше, чем Спасская Полнеть.
… На десятки километров западнее ворот тоже идут жаркие бои. Но нам уже не видны те далекие зарева, и гул сражений у Большого Замошья, Финева Луга, Сенной Керести заглушает более близкая канонада.
— Выходит, перед нашим лыжбатом, как в сказке, три дороги — три судьбы, — задумчиво сказал Авенир. — То ли к Спасской Полисти — устанавливать правую верею, то ли к Мясному Бору — укреплять левую верею, то ли через раскрытые ворота с ходу двинем в глубинку прорыва.
Итак, в Малой Вишере с обстановкой на Волховском фронте нас познакомили «солдатский телеграф» и коммиссар Емельянов. Здесь же военврач показал, как это выглядит на местности.
Затем наша беседа совершенно неожиданно соскользнула в иное русло.
Немного о поэзии
А где же вы оперируете? — спросил я военврача и тут же сообразил: — Ах, да! Видимо, в той комнате, где горит яркий электрический свет?
— Да. Мы приспособили для этой цели бывшую гарнизонную церковь. Вам свет показался ярким, а нас, хирургов, он не удовлетворяет. Ни движок, ни аккумуляторы не дают нужного накала.
— Операционная — в гарнизонной церкви Аракчеевской казармы… Ну и ну! — воскликнул я. — А какое назначение в казарме имел такой гигантский зал? Ведь побольше любого университетского актового зала.
Хирург усмехнулся.
— Это не зал, а крытый манеж. Между прочим, более ста лет назад на этом манеже упражнялся в верховой езде гвардейский корнет Михаил Лермонтов.
— Вот как! — удивился я. — Это для меня новость! Военную службу Лермонтова я привык связывать только с Кавказом.
— Я тоже не ахти какой лермонтовед. Но меня просвещает хозяин, у которого вместе с товарищем снимаем комнатку. Очень грамотный старичок, краевед. Так вот, оказывается, в феврале 1838 года, после кавказской ссылки, Лермонтова перевели в Новгородскую губернию, в лейб-гвардии гусарский Гродненский полк. Здесь, в Селищенских казармах, он жил в доме для холостых офицеров. Здесь же написал вольный перевод сонета Адама Мицкевича «Вид гор из степей Козлова…»
От Волхова с натужным завыванием моторов подымаются в гору несколько грузовиков. Они следуют один за другим, колонну замыкает крытая санитарная машина. Вот ведущий грузовик поравнялся с нами, из кабины высунулась голова шофера.
— Где тут раненых принимают?
— Проезжайте немного вперед и за углом поверните влево, — ответил мой собеседник. — Остановитесь против высоких колонн. Издалека ли едете?
— Даже очень издалека — из самой Новой Керести. А до нее раненых и обмороженных на лошадях подвозят…
Вернувшись в «подземное царство», я уснул не сразу. Пытался представить себе, что происходит сейчас далеко-далеко, западнее неведомой мне Новой Керести. И еще думал о том, что происходило наверху, в манеже, сто с лишним лет назад.