Моя фронтовая лыжня

От страха, холода и боли пленного бьет мелкая трясучка. Он не знает — то ли ему сидеть, то ли лежать. Авенир и Муса бросают в его сторону взгляды, которые ласковыми никак не назовешь. Вдобавок, чтобы отвести душу, кроют немца на классическом «трехэтажном наречии».

Но эмоции эмоциями, а пленного надо доставить в Ольховку в целости и сохранности. Приказываю ему вытянуться во весь рост, один ватник подкладываю под голову, другим прикрываю сверху. С полдюжины их мы привезли на волокушах на тот случай, если будут раненые. Но имели в виду своих лыжников.

О всех перипетиях возвращения в ОЛБ рассказывать не стану. В общем, нам здорово везло. Сразу немцы не заметили нашего отхода, а когда спохватились, мы были уже для них недосягаемы. Благополучно ускользнула и нагнала отряд группа Большакова.

И все же немецкие лыжники настигли отряд и завязали с нами перестрелку. К счастью, их оказалось немного, пожалуй, человек тридцать. Так что существенно помешать нашему движению они не смогли.

Правда, у нас появилось несколько раненых. Одного, с перебитой ногой, положили на свободную волокушу, остальные смогли идти на лыжах.

На голову бедолаги-немца опять посыпались проклятия. Тебя, мол, окаяннного, везем, а наши раненые своим ходом двигают. Но и на этот раз ругались «бурлаки» без настоящей злости. Каждый понимал, что иного выхода нет и пленный не виноват. А «язык» — действительно драгоценный груз. Чтобы добыть его, иногда платят жизнями многих разведчиков.

Наконец в том месте, где мы опять сделали крутой зигзаг, «шилёйферы» отвязались от нас. И у них были раненые, а волокуш они с собой не прихватили.

Нам угрожала опасность куда большая, чем немецкие лыжники, — немецкая авиация. На открытой местности «мессеры» могли расстрелять нас из пулеметов. Но день оказался исключительно мглистый, по небу ползли низкие тучи. В этом и состояло главное наше везение.

Вернувшись в лыжбат, мы узнали то, о чем примерно уже догадывались. У немцев отбили еще один сгоревший хутор и несколько сот метров траншей — и всё. Они еще крепко сидят в северной половине Ольховских. Причины столь скромного успеха прежние: очень мало снарядов, и те нет возможности использовать наиболее эффективным образом. Из-за бездорожья и необычайно глубокого снега артиллерия не смогла придвинуться поближе, чтобы стрелять по дотам и дзотам прямой наводкой.

Невольная разведка

Меня одолевают старшинские заботы. День ото дня мои обязанности усложняются.

Наше последнее наступление на Ольховские опять привело к передвижениям переднего края. Позиция лыжбата сдвинулась еще восточнее и оказалась уже вне Гажьих Сопок, на земной тверди. Мы и противостоящие нам немцы держим оборону в сплошном бору и нейтральная полоса — тот же бор. Нас не разделяют ни лощина, ни просека, ни перелесок.

Людей мало, передний край стал еще более пунктирно-очаговым. У нас все меньше возможностей менять дозоры на переднем крае, чтобы после дежурства бойцы могли отогреться, поесть и поспать в теплых землянках. Старшине все чаще приходится доставлять горячую пищу туда, где лыжбатовцы несут круглосуточное дежурство.

Приключилась со мной в ту пору одна трагикомическая история. Теперь вспоминаю о ней с юмором. А тогда не до смеху было, мороз подирал по коже.

Первое марта, примерно полтора часа до рассвета. Утренник градусов под двадцать пять. И вместе с тем лес погружен в молочно-белый въедливый туман… С соседних Гажьих Сопок его нагнало, что ли? Готовлюсь к походу с завтраком на передний край. Мне помогают Гриша Пьянков и Рома Куканов.

С Итальянцем вы уже хорошо знакомы. А что сказать о Куканове? До войны робил в леспромхозе, был сучкорубом, окорщиком, валил деревья электропилой «Урал». Сейчас — исполнительный и выносливый солдат. И еще: Роман отчаянно веснушчато-рыжий. Покойный Сеня Белов распевал о нем частушку:

Батька рыжий, мамка рыжа,
Рыжий я и сам.
Вся родня моя покрыта
Рыжим волосам.

До зарезу нужны большие заплечные термосы. Но о них только мечтаем. Один бачок наполняем пшенной кашей, так называемой «блондинкой», в другой — наливаем горячего чаю, в ведре — спирт. Бачки повязываем сверху чистыми портянками и плотно укутываем стегаными ватниками. Идти по морозу больше километра, хотя бы тепленькое довезти. Сухари, сахар и табак в «сидорах», бачки и ведро ставим в волокушу.

«Наркомовские калории» в утеплении не нуждаются. Тем не менее ведро плотно повязано куском плащ-палатки. Чтобы драгоценная влага не расплескалась да чтобы с ветвей не натрусились снег, хвоя и мусор.

Готово, поехали. Сегодня отправляюсь на передний край с большой охотой. Заранее предвкушаю радость и благодарности голодных и промерзших до костей солдат. Всего несем и везем полную норму, после недельного перерыва опять появился спирт.