Моя главная роль

С Нежинским мы договорились встретиться прямо в Жаворонках. Вот папа удивится гостю! Я редко привожу кого-нибудь к ним. Пожалуй, на моей памяти это было всего один раз… Да, точно. Приятельница Ромы, известная журналистка, уж очень упрашивала позволить ей взять у отца интервью. Она оказалась очень мила, эта дама, и даже не сильно привирала в напечатанной статье. Среди журналистов встречается и такое…

Глава 18

– Добрый день, Елена Марковна! – Нежинский вышел из своего автомобиля, чтобы поприветствовать меня.

– Здравствуйте, Эдуард Васильевич. Давно ждёте? Мы попали в небольшую пробку…

– Ничего страшного! Я приехал буквально за десять минут до вас.

– Отлично! Тогда следуйте за нами! От станции ехать не очень далеко.

Я очень любила свой посёлок. Когда был жив дед, мы с мамой приезжали сюда каждое лето и оставались почти до самого сентября, а папа кайфовал один на один со своей очередной книгой в нашей московской квартире. Все были довольны.

Деда я обожала. Он был совсем не таким, как мой папа, но их объединяло одно качество, очень важное для меня – безоглядная любовь ко мне. Дед знал все мои детские тайны, и его единственного я познакомила со своей огромной любовью – соседским мальчиком Мишей. Мише было семь лет, а мне пять, в тот сентябрь он собирался пойти в школу, и я жутко уважала его за это! Конечно, не только за это. Ещё у мальчика Миши была большая рогатка с красной тонюсенькой резинкой и целый карман монеток. Монетки я подбрасывала высоко в воздух, а мальчик Миша метал в них из рогатки скрепки и даже частенько попадал. Вообще мальчик Миша был очень умным и развитым мужчиной. Сложить, например, десять и десять было для него плёвым делом. Моему деду мальчик Миша тоже пришёлся по душе, он мне сам об этом сказал. И даже разрешил выйти за него замуж лет через двадцать.

Я не знаю, как сложилась жизнь мальчика Миши. Возможно, он бы и взял меня в жёны, и дед бы порадовался за нас на небесах…

– Алёнка, ты о чём задумалась? Что-то хорошее вспомнила?

– Да, Миша… ой, Петя. Прости, пожалуйста, – я улыбнулась. – Вспомнила о своей первой большой любви. Кстати, справа дом его родственников, видишь, вон тот, за синей калиткой?

– У тебя с ним что-то было? – грозно спросил Пётр.

– Было. Однажды он купил мне мороженое на станции и сказал, что никогда меня не забудет.

– У тебя была бурная личная жизнь.

– Приехали, Петь. Вот наш дом. Моя мама на крылечке стоит… Ты всё помнишь, о чём мы договаривались?

– Конечно! Я приехал свататься…

– Петя!!

– Не переживай, любимая, я ничего не забыл! Сделай серьёзное лицо, твоя мама смотрит в нашу сторону.

– Выходим. И я тебя прошу – оставь шуточки всяк сюда входящий, ладно?

– О, а вот и папа появился! Вылитая ты, только в брюках!

Пока я обнимала родителей, Петя с Нежинским стояли чуть позади. Папа сразу просёк, что гости по его душу, но отнимать меня от своей широкой груди не спешил. Ну, гости, держитесь, представление начинается!

– Матушка, ты только посмотри, как выросла наша любезная дочь! Ай, хороша стала, румяна и пригожа!

– Батюшка, дай же и мне на неё налюбоваться! – Мама сначала прижала меня к себе, потом отодвинула на вытянутую руку и опять обняла. Папа в это время утирал скупую мужскую слезу со своей щеки.

– А наряд-то какой у неё тонкий, аки шёлк, да в каменьях, да в самоцветах! – Мама с самым серьёзным выражением лица провела рукой по моему платью.

– Дочка, а что же ты, не одна к нам пожаловала? – папа как будто только что заметил моих спутников. – Неужто гостей заморских, купцов заезжих в глухомань нашу заманила?

– Батюшка, матушка, так вы меня заговорили, что я и запамятовала. – Я обернулась на притихших гостей заморских. – Подите сюда, добры молодцы! Да не бойтесь вы родителей моих, не пугайтеся, поклонитеся им в ножки, почествуйте.

– Ой вы гой еси, матушка с батюшкой, бьём челом о землю вашу русскую, благословенную! – И Петя трижды поклонился с вытянутой наверх рукой. Нежинский же, кажется, растерялся. Папа с уважением посмотрел на Петра.

– А ты кто ж такой будешь, молодец? Из каких краёв, из чьего рода-племени? Не видал ли я тебя, молодец, раньше подле дочки моей, Елены Прекрасной?

– А зовусь я Петруша, батюшка, сам я из сторонки дальней, но славной, Московия кличется, аль слыхал?

– Отчего ж не слыхать, слыхал, юноша! – усмехнулся папа.

– Родители мои простые пахари, а сам я дочке вашей, Елене Прекрасной, служу-прислуживаю, да красотой ея любуюся.

– Добры речи гутаришь, масляные. Уста у тебя сахарные… А другу-товарищу твоему али нечего нам сказати да поведати?

– Мой товарищ-друг оробел слегка, больно грозны вы, батюшка, да знатны!

– Грозность моя лишь зеркало, отрок, кто каким лицом глядит, тот то и примечает. А знатность и вовсе пустое дело. Ну, поди ж, расцелую тебя за слова милые!

И папа трижды облобызал Петю, после чего повернулся к Нежинскому.

– Папуль, это Эдуард Васильевич Нежинский, он очень хотел с тобой познакомиться! – пришла я на помощь гостю.

– Здравствуйте, Марк Захарович! – Нежинский, наконец-то, почувствовал себя в своей тарелке. – Вы уж извините нас за столь неожиданный визит…