Моя горькая месть (СИ)

Я таких за свою жизнь перевидала, особенно в детстве: плотная, среднего роста, одета в форму, короткая стрижка и волосы, выкрашенные в невнятный коричнево-красный. На лице выражение красней усталости, разочарования от жизни, и презрения ко всем, а весь разговор сух и бюрократичен. И пугает до колик, до судорог, нутро от страха скручивает.

Меня в детстве такие навещали: и у родной матери забрали, и когда удочерили, они приходили, и вынюхивали все. Высматривали, искали, к чему прицепиться.

— Давайте ваши документы, и документы ребенка, — женщина расположилась за кухонным столом, и я протянула ей файл с бумагами.

— Вот. Но я ничего не сделала, я не понимаю, что происходит.

Промямлила, а затем встрепенулась в недоумении: как они узнали, где я? Регистрации у меня нет, и никто ведь не в курсе, где я живу… поморщилась, и головой покачала, кляня саму себя. В курсе все: Влад, Евгений Александрович, обиженная Катя, у паспортистки я заполняла анкету, родители моих учеников тоже знают мой адрес.

Не так уж тихо я жила. Не так уж незаметно.

— Дайте ребенка Анне Алексеевне, девочку нужно осмотреть, — начала командовать главная, но я почти пришла в себя, и перебила.

— По какому праву вы пришли в мой дом? Вы кто вообще? Ребенка я своего никому не дам, осматривать не позволю, я ваших-то документов не видела! — возмутилась я и на этих незваных гостей, и на себя, что безропотно позволила ввести себя в подъезд, и сама им дверь открыла.

— Опека, — представилась моя собеседница, и показала удостоверение.

А следом один из мужчин, про которых я и думать забыла, произнес:

— Полиция.

Я обернулась, и уставилась на развернутое удостоверение, и жетон, номера которых совпали. Полицейский убрал документы с жетоном, и прижал пальцы к вискам, недовольный шумной Полей.

— Ребенка передайте нашей сотруднице. Нам необходимо удостовериться, что девочка не травмирована. Давайте по-хорошему!

— Давайте, — пробормотала я растерянно, по-прежнему прижимая дочь к груди.

А в квартире происходил полнейший ужас: в соседних комнатах слышался шум от выдвигаемых ящиков комода, эта Анна Алексеевна, которой я почему-то должна свою дочь отдать, рылась в холодильнике с недовольным лицом, то и дело фотографируя полки, и для всех, ДЛЯ ВСЕХ НИХ я не больше, чем грязь.

— Условия ужасны. Вы растите ребенка в полнейшей антисанитарии, без самых элементарных средств. Девочка истощена, дайте мне ее!

— Н-неправда! У Полины есть все необходимое. В квартире чисто, все необходимое есть, — я сделала несколько шагов назад, непроизвольно прижимая притихшую дочь крепче.

Зря, она снова начинала плакать, да и у меня истерика приближается. Как они меня нашли? Зачем? Евгений Александрович не мог позвонить в опеку, он ведь помог мне. Паспортистка — взяточница, ей тоже незачем.

Влад или Катя — кто-то из них. И на обоих думать больно, но разум именно об этом и твердит.

— Не создавайте себе лишних проблем, и передайте ребенка. Это просто осмотр, — недовольно бросил полицейский, пока Анна Алексеевна фотографировала меня с Полей на руках, а главная строчила что-то в своих бумагах. — Ваше упрямство вам же боком и выйдет, все это идет в отчет.

Я кивнула, и через себя переступив, усмирив разрывающееся от паники сердце, передала этой жуткой женщине своего ребенка. Она просто посмотрит, что у Поли нет болезней и травм, что она сытый, здоровый ребенок, и вернет ее мне.

Обязательно вернет, это ведь недоразумение. Я извинюсь за истерику, и напою всех этих людей чаем. А затем уеду поскорее. Домой уеду, во Владивосток. Вместе с Полечкой.

— А теперь, когда ребенок в безопасности, мы с вами побеседуем, — полицейский силой развернул меня, схватив за плечи, и буквально вытащил из кухни.

А там Полина, наедине с чужими, незнакомыми ей людьми…

— Пустите! Вы что себе позволяете?

— Гарай Вероника Евгеньевна, двухтысячного года рождения, — начал зачитывать полицейский, затащив меня в Катину спальню, — год назад пропала без вести при хлопке бытового газа. Предположительно мертва, но тело не было найдено. Могу я узнать, почему вы скрывались?

— Я не скрывалась, я… я вообще не Вероника Гарай больше! — подорвалась к двери, чтобы к дочери поближе быть, но мне не позволили. — Ничего я не сделала. Просто уехала подальше, а документы только что сделала. Знаю, что в новостях говорили, что этот взрыв не случаен, но не я его устроила!

— Разумеется, потому вы и скрывались, что не вы виноваты. Все невиновные именно так и делают, — кивнул мужчина, а мне визжать захотелось: я не понимаю, меня обвиняют в чем-то, или нет! — На вас неоднократно жаловались в органы опеки за ненадлежащий уход и жестокое обращение с ребенком, вдобавок поступила информация о месте, где вы скрываетесь, также…

Я бездумно кивала, хотя слышать что-либо, кроме плача дочери за стеной перестала. Сердце колошматило в грудной клетке, и все тело от этого сумасшедшего сердцебиения тряслось, как в припадке.

Влад?

Катя?

Кто это сделал? И зачем? За что?

Владу есть, за что мне мстить, но Катя… хоть бы это не она меня предала! Хоть бы не Влад!