По взгляду не могу понять, о чем думает Влад. Да сейчас и не та ситуация, чтобы с чувствами его, или моими разбираться. Итак вокруг них вся жизнь вертелась — вокруг чувств наших. Но все же… все же, стоит признаться самой себе, что я бы хотела увидеть его улыбку. Ребенок уже есть, не отыграть назад, и остается только принять это известие. Обрадоваться, что оставил свое продолжение в вечности, и постараться, черт возьми. Просто постараться, чтобы дочь была с нами, чтобы она выросла счастливой, и не похожей на нас.
— Влад, ты понял, что я сказала? Не было у меня никого. Я не в том состоянии была, чтобы крутить романы. Раздавлена была. Твоя Полина, твоя и моя.
Ну же! Твою мать, не будь ты эмоциональным калекой, и отреагируй хоть как-нибудь! Я кричу безмолвно, а он к окну отошел по своей излюбленной привычке. Холодно мне, хотя в квартире тепло, и не трясусь только потому, что заиндевела. Того и гляди, превращусь в статую, и расколюсь на осколки.
Я простила за прошлое, за игру простила — не так легко отказаться от лелеемой годами ненависти. За то, что рядом не был во время беременности тоже простила — не его здесь вина. В последние дни даже себя корила, что подло поступила: Влад имел право знать о ребенке, и я отняла у него право взять Полину на руки в тот день, когда она родилась.
— Влад…
— В свидетельстве о рождении указано иное. Похер на отчество, но дата рождения? — обернулся ко мне, мимолетно мазнув взглядом. — Не стоит сочинять. Да и не та это новость, которая могла меня обрадовать. Таким, как я лучше не размножаться, да и таким, как ты тоже, Вера. У нас с тобой ничего, кроме ошибки природы не получилось бы. Тебе так нужна девчонка? Мнишь себя хорошей матерью? Хорошо, я верну тебе ее.
Ошибка природы.
Он и правда произнес это? Ошибка. Природы.
Полина — ошибка?!
Я не знаю, что мне важнее в данный момент. Не могу сказать, что меня захлестывает ярость, или обида. Или еще что-то. Но руки трясутся, и… и если бы в этот момент у меня был пистолет, я бы выстрелила.
Чтобы стереть эти слова.
Ошибка природы…
— Документы помог сделать твой отец! — вцепилась в руку Влада — он отошел от окна, и хотел мимо меня пройти к выходу, но отпустить сейчас не могу. Не могу не высказать все. Эти несколько фраз, что он сказал мне, выбили почву у меня из-под ног. — Я часто врала, но по-другому не могла. Позвони отцу, и спроси, он подтвердит. Видел Полину. Один взгляд на нее, и все понятно становится, ясно? И не смей, слышишь, не смей больше никогда говорить, что она — ошибка. Я — ошибка, ты — ошибка, но не она!
— Все сказала? Тогда я поехал, — спокойно произнес он, а я опустилась на край кровати.
— Куда? — зачем-то поинтересовалась я.
Может, он бросает меня? Если так — отлично. Сама справлюсь. Вообще не представляю, что после этих слов смогу к Владу прикасаться, и позволю ему хоть что-то. Можно простить обиды, причиненные мне, но не эти жестокие слова, что он сказал о Полине.
— Увидишь. Я скоро. Жди.
И еще холоднее стало. Едва ли прошло десять минут, как Влад вернулся, но будто год. Мне важна Полина, но Влад тоже в моем сердце, и нельзя позволять, чтобы все так завершилось. А я чувствую, что мы движемся к финалу — неотвратимо и пугающе. Не он ставит точку, не я, но ручка занесена над листом бумаги, и скоро чернила лягут в идеальный круг.
— Постой! Ладно, не веришь мне, но увидишь — поймешь, что Полина твоя, — я торопливо глотаю слова. — Можем даже тест сделать, я пойму. Но в чем дело вообще, объясни? У тебя нет болезней, ты здоров. Я тоже здорова, так к чему все это про «лучше не размножаться»? Влад, мы ведь вместе, и любим друг друга! Я не к тому, что рожать каждый год — это моя мечта, но я хочу детей! От тебя хочу! Семью хочу, в которой и папа, и мама, это ведь естественно. Объясни!
— Думаю, все, итак, понятно. Моя мать шизанутая, отец — равнодушная сволочь. Я его люблю, но он полное дерьмо как человек, — Влад остановился, подпирает спиной дверь, и говорит неторопливо. Спокойно до дрожи. — А я не знаю, в кого пошел больше, но точно не в какого-то нормального предка. Мать нас не любила, отец тоже не особо, иначе бы раньше заметил, что мать творит. У меня шикарные гены, любимая, да и у тебя… позволь не продолжать, сама понимаешь, к чему я веду.
В его словах есть логика, но логика эта страшная. Такое разумно звучало бы в тридцатых-сороковых годах прошлого века, и не в нашей стране, а в той, что войну проиграла. От истерики меня ограждает лишь то, что Влад не хочет меня обидеть.
Я спросила — он ответил так, как думает.
— И чего ты хотел? Чтобы мы просто жили, и все? Ни детей, ни будущего?
— Я хотел только тебя, Вера. Тебя мне более чем достаточно для счастья. Дети мне не нужны, но свою дочь ты получишь.
Сказал, и вышел.
Свою дочь. Не нашу. Все еще не верит, и хрен бы с ним!
Я снова одна в квартире, и ум заходит за разум. Не знаю, куда он поехал, снова накормив меня обещаниями, что вернет Полину. А я уже не верю этим словам. Можно понять Влада, который требовал от меня честности: Вера в любимого человека важнее всего, и сейчас она рухнула.
Я его ненавижу.