Моя Индия

Там, где могут пройти двое, пройдут и триста. Люди выстроились цепочкой, и хотя некоторых вода сбивала с ног, цепь держалась, и весь отряд благополучно переправился на противоположную сторону. Здесь нас встретил один из наиболее доверенных осведомителей Фрэдди. Показывая на поднимающееся солнце, он сказал, что мы прибыли слишком поздно и что такому крупному отряду не удастся незамеченным пересечь открытое пространство, отделявшее нас от леса. Поэтому единственное, что нам остается, — вернуться назад на остров. И мы отправились обратно. На этот раз переправа показалась не столь тяжелой.

Очутившись в зарослях слоновой травы, мы сразу же принялись высушивать одежду. Мы быстро справились с этим делом, поскольку солнце уже начинало сильно припекать. Когда мы переоделись в сухое и согрелись, Фрэдди вытащил из своего вместительного ранца цыпленка и буханку хлеба, которым мы очень обрадовались, несмотря на то что они побывали в холодных водах Ганга. Я обладаю способностью спать в любом месте и в любое время и проспал почти весь день в песчаной впадине. Меня разбудило чье-то сильное чиханье. Подойдя к своим друзьям, я обнаружил, что все трое страдают различной формой сенной лихорадки. Трава, в которой мы находились, цвела метелками, но когда мы рано утром проходили через нее, метелки были мокрыми. Теперь под горячими лучами солнца они распустились, и мои друзья, разгребая траву в поисках прохладного места для отдыха, стряхивали пыльцу, отчего и получили сенную лихорадку. Индийцы не подвержены сенной лихорадке, и у меня ее также никогда не было. Сейчас я впервые видел, как люди страдают от этой болезни, и начал испытывать беспокойство. Хуже всех чувствовал себя племянник Фрэдди, плантатор из Бенгалии, приехавший в гости. Его глаза слезились и распухли до такой степени, что он ничего не видел. К тому же у него был сильный насморк. Фрэдди кое-как видел, но беспрерывно чихал, а когда Фрэдди чихает, земля дрожит. Закаленный и выносливый Уиндхем, хотя и уверял, что чувствует себя вполне нормально, не мог отнять платка от носа и глаз. Нас швыряло в открытой лодке, мы высадились на безлюдном острове и переходили вброд ревущие потоки, но теперь наступало самое худшее. При одной мысли о том, что мне придется идти во главе колонны из трехсот полицейских и вести трех человек, могущих потерять зрение, назад в Хардвар, я похолодел еще больше, чем когда переправлялся вброд в ледяной воде Ганга. К счастью, вечером состояние больных, к моему величайшему облегчению, улучшилось. К тому времени, когда мы в третий раз перешли вброд, Фрэдди и Уиндхем чувствовали себя хорошо, а зрение племянника Фрэдди восстановилось настолько, что больше не надо было говорить ему, когда поднять ногу, чтобы не наткнуться на камень.

Осведомитель и проводник Фрэдди поджидали нас и провели через открытое пространство к устью высохшего канала шириной около ста ярдов. Луна только что поднялась, и видимость была почти такой же хорошей, как и при солнечном свете. И вот, выйдя из-за изгиба русла, мы столкнулись лицом к лицу со слоном. Мы слышали, что в этой местности обитает свирепый слон, отбившийся от стада. Теперь он стоял перед нами. Его бивни блестели в лунном свете, уши были расправлены, и он издавал трубные звуки. Настроение наше не улучшилось, когда проводник сообщил, что слон обладает очень дурным нравом: он убил уже многих людей и, несомненно, убьет кое-кого из нас. Казалось, слон оправдает предсказания проводника, когда с высоко поднятым хоботом он подошел к нам на несколько ярдов. Но он повернулся и скрылся в джунглях, откуда вскоре донесся его победный клич. Пройдя еще милю, мы вышли к месту, которое, как сказал проводник, ранее было выжжено огнем. Идти здесь было приятно. Мы шли по короткой зеленой траве, любуясь лунным светом, отражавшимся в каждом листочке, и, забывая о цели нашего похода, наслаждались красотой джунглей. Когда мы подошли к участку выжженной травы, где старый павлин, сидя на высохшем дереве, посылал в ночь свои предупредительные крики, два леопарда вышли на дорогу, увидели нас и удалились грациозными прыжками, растворившись в тени. Во время длительного плавания по боковому каналу я чувствовал себя вне родной стихии. Теперь же, увидев слона, который, как я знал, просто проявлял любопытство и не хотел причинить нам вреда, услышав, как павлин предупреждает обитателей джунглей об опасности, и, наконец, наблюдая, как леопарды слились с тенями, я снова попал в привычную обстановку, которую любил и понимал.