Моя Индия

Почтовый поезд шел с максимальной скоростью тридцать миль в час по знакомой мне стране. Миля за милей он проходил мимо освещенных только что взошедшим солнцем полей, на которых жали золотую пшеницу. Дело происходило в апреле, поезд шел по долине Ганга, самой плодородной местности Индии.

В прошлом году в стране был неурожай, вызвавший страшный голод. Я видел целые деревни, жители которых питались древесной корой, мелкими семенами трав, собранными в результате нечеловеческого труда на выжженных равнинах, или дикими сливами, растущими на заброшенных землях, слишком истощенных, чтобы давать урожай. К счастью, погода изменилась, обильные зимние дожди вновь сделали почву плодородной, и люди, голодавшие целый год, теперь с радостью собирали хороший урожай.

Несмотря на ранний час, всюду кипела работа, причем каждый вносил свою долю труда. Жали женщины, в основном безземельные труженицы, которые по мере созревания урожая переходят из одной местности в другую. Работая от зари до зари, они получают от двенадцатой до шестнадцатой части зерна, сжатого ими за день.

Я смотрю из окна вагона. Никакие заборы и изгороди не мешают осматривать местность. На полях не видно ни одной сельскохозяйственной машины. Пашут плугом, в который впрягают пару волов. Жнут длинными изогнутыми серпами. Снопы, перевязанные жгутами из пшеничной соломы, доставляют на ток в запряженных волами повозках на деревянных колесах. На току, обмазанном коровьим навозом, быки обмолачивают зерно. Их привязывают длинной веревкой к столбу, плотно вбитому в землю. По мере того как снопы увозят с поля, дети выгоняют на жнивье скот. Пробираясь между пасущимся скотом, старые и слабые женщины подбирают зерно, выпавшее из колосьев во время жатвы. Половину собранного зерна возьмет хозяин поля, а другую половину — один-два фунта, если почва не слишком растрескалась от жары, — им позволят оставить себе.

Мне предстояла тридцатишестичасовая поездка. Я был единственным пассажиром в вагоне. Поезд останавливался, когда наступало время для завтрака, ленча или обеда. Все было интересным вокруг. Но меня это не радовало. Мое настроение портилось при мысли о двухстах рупиях, лежавших в мешочке на дне моего стального сундучка.

Восемнадцать месяцев назад я нанялся работать инспектором по топливу на железную дорогу, по которой сейчас ехал. На работу я пришел прямо со школьной скамьи, и эти восемнадцать месяцев прожил в лесу, наблюдая за тем, как заготавливались 500 тысяч кубометров леса на топливо для паровозов. Сначала деревья срубали и распиливали на бревна длиной точно в тридцать шесть дюймов, а затем везли десять миль до ближайшей железной дороги. Там их складывали в штабеля, измеряли и грузили в специальные составы, которые развозили топливо по назначению. Прошедшие восемнадцать месяцев были наполнены напряженным трудом, и, несмотря на одиночество, я сохранял бодрость духа и работал с удовольствием. В лесу было много разнообразной дичи — читалов, четырехрогих антилоп, кабанов и лесных птиц. Река, протекавшая по краю леса, изобиловала разнообразной рыбой, крокодилами и питонами. Из-за своей работы я мог заниматься охотой и рыбной ловлей только по ночам. Охота при лунном свете совсем не то, что при дневном. Ночью легче подкрасться к читалу или пасущемуся кабану, но труднее сделать точный выстрел, если луна не светит прямо на мушку. Лесных птиц приходилось стрелять в гнездах, и я без стыда сознаюсь, что иногда занимался таким убийством. Дело в том, что на протяжении этих полутора лет я ел только то мясо, которое добывал на охоте в лунные ночи. С наступлением темных ночей я становился вегетарианцем.

Порубка леса дезорганизовала жизнь обитателей джунглей, и у меня на руках оказались многочисленные беспризорные и сироты. Питон поселился в моей маленькой палатке, когда она была уже здорово перенаселена. В ней жили два выводка куропаток — серые и черные, четыре птенца, два зайчонка, два детеныша четырехрогой антилопы, которые только начали стоять на своих тоненьких ножках.

Однажды я вернулся домой через час после наступления темноты и, когда поил молоком четырехногих обитателей палатки, заметил, что в углу что-то блестит в свете фонаря. Оказалось, что это питон, забравшийся на соломенную подстилку, принадлежавшую детенышу антилопы. В результате быстрой проверки выяснилось, что все юные обитатели палатки на месте, и я оставил питона, которого назвал Рексом, в облюбованном им углу. Затем в течение двух месяцев Рекс ежедневно выползал из палатки погреться на солнце и возвращался в свой угол на закате. За это время он никому не причинил никакого вреда.